Роман Сидоров
Администратор
|
# Дата: 1 Сен 2014 16:49
Ответить
"Современная Россия — это имперский кукольный театр", - Леонид Ярмольник
На этой неделе выходит в прокат нашумевший фильм Алексея Германа "Трудно быть богом". Ярмольник убежден, что аристократ Румата — лучшая роль в его жизни.
Вопросы: Владимир Познер
Фото: GULLIVER THEIS
Andy Warhol's InterView Russia, 24.02.2014
Богом быть трудно. Еще труднее смотреть, как дважды отказавшийся от звания народного артиста Леонид Ярмольник ежится под рентгеноподобным взглядом ведущего Первого канала Владимира Владимировича Познера. «Чувствовал себя маленькой девочкой», — признается после Леонид. А мы-то боялись, что актер начнет рисоваться перед ВВП, поэтому не сильно надеялись на честность в ответах и открытость в разговоре. Ошиблись. Что ж, со всеми бывает.
ПОЗНЕР: Раз уж в названии фильма есть слово «Бог», я спрошу: Леонид, вы верующий человек?
ЯРМОЛЬНИК: Нет. Вернее так: я верующий, но не религиозный.
ПОЗНЕР: Вас смущает то, что сейчас происходит с русской православной церковью?
ЯРМОЛЬНИК: А мне позволительно говорить об этом? В ответ на такие вопросы я всегда шучу, что я некрещеный и необрезанный.
ПОЗНЕР: А я — крещеный католик и обрезанный.
ЯРМОЛЬНИК: Весь комплект взяли? (Смеется.) Никого не хочу обидеть, но то, что происходит в современной России, — это какой-то имперский кукольный театр, разврат.
ПОЗНЕР: После этой фразы самый подходящий момент обсудить вашу роль — аристократа Руматы Эсторского, главного героя. У этого персонажа очень интересный внутренний конфликт. Он не имеет права вмешиваться в ужас, который происходит, но при этом чувствует, что обязан не остаться в стороне, изменить ситуацию. А вы сами-то? Когда это не кинороль, а реальность, в какую сторону пойдете? Будете вмешиваться?
ЯРМОЛЬНИК: Да я только этим и занимаюсь. Хотя вот жертвуешь собой, вмешиваешься, а с годами понимаешь, что все равно ничего не вышло.
ПОЗНЕР: Вам не кажется, что это не совсем так? Я часто вспоминаю свой любимый фильм «Пролетая над гнездом кукушки». Если бы не пример Макмерфи, который «хотя бы попытался» вырвать умывальник и сбежать, вождь тоже не стал бы этого делать.
ЯРМОЛЬНИК: Наверное. Но мне замечательный актер и друг Леонид Филатов однажды заявил: «Леня, не умничай, тебе не идет». Это лучший совет, который мне давали.
ПОЗНЕР: Неужели? А вы как-то сказали: «У нас, русских, чувство юмора лучше, чем у американцев, я это смело заявляю. У нас тоньше мозги, мы в этом смысле изысканнее, потому что воспитаны на юморе Григория Горина, Жванецкого, Альтова, не говоря уже о Зощенко, Ильфе и Петрове, Бабеле». Вы хорошо знаете американский юмор? И действительно считаете, что у нас мозги тоньше?
ЯРМОЛЬНИК: Сейчас я выкручусь. Подождите. Я считаю, что юмор и ирония могут быть идеальными и правильными тогда, когда люди живут трудно. У американцев легче судьба, жизнь проще. И я их не виню. У нас иногда смешное страшнее, чем серьезное.
ПОЗНЕР: Леонид, вы патриот?
ЯРМОЛЬНИК: Конечно.
ПОЗНЕР: А что такое патриотизм? Иногда говорят, что это последнее прибежище подлецов: им прикрываются, когда больше нечем прикрыться.
ЯРМОЛЬНИК: Я патриот, потому что в Москве мои родные. Здесь дом, в котором родилась моя дочь. Я не могу без Москвы. Я патриот-эгоист. Даже, если хотите, собственник. Здесь очень многое сделано моими руками, по моей инициативе. Мой патриотизм — утилитарный.
ПОЗНЕР: Хм. Вы состоите в политической партии «Гражданская платформа», поддерживаете ее лидера Михаила Прохорова. А политическая деятельность — не как свободное от работы время, а как профессия — вас интересует?
ЯРМОЛЬНИК: Однозначно нет. Не хочу становиться депутатом, я их не люблю. Да, я поддерживаю партию Прохорова. Но лишь потому, что согласен с ее лидером. Меня никто в партию не заманивал. Я много лет Михаила знаю. И буду делать все, что смогу, не потому, что я ангажирован, а потому, что сам пришел. Так же как Макаревич, Алла Пугачева.
ПОЗНЕР: К слову, 11 декабря был юбилей у Андрея Макаревича. Ему 60 лет. Что для вас Макаревич?
ЯРМОЛЬНИК: Ориентир во времени. Если ему 60, то и мне через полтора месяца столько же. (Смеется.) А вообще он часть моей жизни, моей реакции на события прошлого. Я часто говорю, что «Машина времени» — это русские битлы. Мы с Макаром больше 30 лет вместе. Он и Саша Абдулов — моя компания, в этом составе мы стали первыми советскими гастролерами в США.
ПОЗНЕР: Кстати, чем вы можете объяснить такую невероятную любовь к The Beatles именно в России?
ЯРМОЛЬНИК: Во времена моей молодости это была мода. Протест. Парни были не такие, как все. Выбивались из общей картинки. Они замечательные мелодисты, талантливые люди. В их музыку влюблялись. Помню, в восьмом классе на пороге школы меня лично встречал директор и не пускал. Потому что у меня были длинные волосы, кличка Леннон. Где-то на барахолке я раздобыл круглые очки.
ПОЗНЕР: Да, группа оказалась в полузапрете — в них был очень сильный дух свободы.
ЯРМОЛЬНИК: Про свободу согласен. Но мы же с вами живем в удивительной стране, Владимир Владимирович. И как можно было отказать таким музыкантам приехать и спеть, я не знаю. Они же не с демонстрациями к нам собирались.
ПОЗНЕР: А что вы думаете о возросшей ностальгии по СССР? Памятник Дзержинскому надо вернуть? И то, что его снесли — хорошо или плохо?
ЯРМОЛЬНИК: Памятник Дзержинскому я бы оставил как памятник тому, что творилось в стране. Помнить нужно не только то, чем гордимся. Но и то, за что стыдно.
ПОЗНЕР: Согласен. Вы все-таки 1954 года рождения, поэтому хорошо помните советское время. В душе вы диссидент? Симпатизировали им? Читали самиздат?
ЯРМОЛЬНИК: Конечно. В общежитии на Трифоновке у меня Солженицына нашли.
ПОЗНЕР: И почему не выгнали?
ЯРМОЛЬНИК: Юрий Васильевич Катин-Ярцев, мой учитель, меня отстоял. Спасибо ему.
ПОЗНЕР: Когда вам было лучше жить: в 1970-е при Брежневе или сегодня?
ЯРМОЛЬНИК: Знаете анекдот? Два друга договорились провести вечер в компании девушек. Один из них приводит двух девиц и спрашивает: «Сережа, какая лучше?» — «Обе хуже». (Смеются.) Так вот, когда я учился в «Щуке», в 1970-е, надежд было больше. А потом что? Взрослеешь, глаза открываются, начинаешь вмешиваться. Я занимаюсь профессией, которая должна делать людей честнее, добрее. Но признаюсь: много лет у меня это не получается. А если и получается, то крайне неэффективно. Потому что в условиях нашей страны это все равно что идти с винтовкой против танка. Но это не значит, что надо прекратить быть порядочным, перестать говорить, что думаешь, и вести себя так, как считаешь правильным.
ПОЗНЕР: А почему вы считаете, что не надо прекратить, Леонид?
ЯРМОЛЬНИК: А как потом с собой договориться? Я, например, не смогу. Спать не буду, уважение к себе потеряю. И знаете что еще? В кино и театре всегда ищут ключик. Нашел ключик — и фильм, и спектакль получатся. Не нашел — продукт безыдейным будет. Я такой ключик не нашел. Внимание привлечь могу, а добиться того, что мне нужно, — нет. Рейтинг с той точки зрения, что на меня смотрят, — очень высокий. А вот найти общий язык, повести за собой...
ПОЗНЕР: Ваша проблема.
ЯРМОЛЬНИК: Моя.
ПОЗНЕР: У Путина такой ключик ведь в какой-то степени найден.
ЯРМОЛЬНИК: У Путина есть ключик, но под его ключик подделывают все скважины в стране. Замки просто меняют.
ПОЗНЕР: Допустим. А почему вы, Леонид, дважды отказывались от звания народного артиста?
ЯРМОЛЬНИК: Я начинал работать в Театре на Таганке с Володей Высоцким. Он мой учитель. Единственная награда, которую ему дали, — государственная премия. И та посмертно. А еще я считаю, что звание народного артиста обесценили. Оно уже ничего не значит. Сегодня все — народные артисты. У артиста должны быть имя и хорошие гонорары.
ПОЗНЕР: То есть лучше деньгами? Понятно. У меня еще вопрос есть. Вы говорили: «Я смотрю экшен. Но я и серьезное кино понимаю, а нынешнее поколение молодых людей — нет. Они не могут больше трех минут думать. И больше двух минут сопереживать». Это что, возраст? Обычно мы начинаем ругать молодежь в старости. Давным-давно Аристотель говорил, что при нынешней молодежи миру осталось недолго существовать. Ясно же, что заблуждался.
ЯРМОЛЬНИК: Я думаю, он про другое говорил. Мы с вами в такой среде работаем и существуем, что разница между моим и их мировосприятием минимальна. Барьера нет. Я все понимаю: шутки молодежи, их настроения, приколы, пристрастия. Мы — это средства массовой информации, способы развития театра, кино, литературы. Все подчинено законам рейтинга, когда нужно любой ценой привлечь внимание.
ПОЗНЕР: Жажда наживы?
ЯРМОЛЬНИК: Да. Я не стесняюсь это говорить. Последние 20 лет все заточено под «пипл хавает». Что им ни дашь, все потребляют. И потребляют некачественный продукт так долго, что уже забыли, как выглядит качественный.
ПОЗНЕР: И кто виноват?
ЯРМОЛЬНИК: В какой-то степени мы с вами. Мы не победили. Мы опускаемся до уровня зрителя, а не пытаемся его подтягивать. И в этой игре проигрываем.
ПОЗНЕР: Последний вопрос. Леонид Ярмольник, кто вы?
ЯРМОЛЬНИК: Я артист.
ПОЗНЕР: Не последний, значит. А что для вас — быть артистом?
ЯРМОЛЬНИК: Заставить людей, которые на меня смотрят и меня слушают, сопереживать, чувствовать как я, понимать как я. И если я это сумею, я хороший артист.
|
