Ru Sci-fi Arkady & Boris Strugatky's Main Page
Поиск по официальной странице и книгам Стругацких
Форум Бориса и Аркадия Стругацких  
 - Начало - Регистрация - Ответить - Поиск - Статистика - Опросы -  - Правила форума
abs.rusfforum.org / АБС: творчество, наследие, уроки / Гари Керн. Иван Ефремов и братья Стругацкие: модели и анти-модели российской научной фантастики
Автор Сообщение
Уран

Участник
# Дата: 26 Ноя 2012 07:05 - Поправил: Уран
Ответить 


Вашему вниманию предлагается статья американского писателя, критика и переводчика русской литературы Гари Керна, посвящённая творчеству двух наиболее значительных советских фантастов - Ефремова и братьев Стругацких. Оригинал статьи опубликован на личном сайте автора и на нашем форуме. Перевод выполнен участниками форума Ураном и Романом Сидоровым, в редактировании и подготовке текста принимали участие Мышка, Умник и БВИ. На заключительном этапе бесценную помощь оказал сам автор, Гари Керн. Я думаю, об этом интересном человеке стоит рассказать подробней.

Гари Керн родился в 1938 году в столице Соединённых Штатов, учился на вечернем отделении местного университета, потом – в университетах Манчестера, Рочестера (где стал Ph.D.) и Москвы. Преподавал русскую и мировую литературу в университетах Рочестера и Калифорнии. Переводил на английский язык Александра Блока, Велимира Хлебникова, Льва Лунца, Михаила Зощенко, Льва Копелева, Анну Ларину, братьев Стругацких ("Второе нашествие марсиан"). Автор книг "Misfortune", "Letters From Dwight", "The Kravchenko Case", "A Death in Washington: Walter G. Krivitsky and the Stalin Terror", пьесы "The Mad Kokoshka", и других.
Обладатель чёрного пояса по карате.

Гари Керн

ИВАН ЕФРЕМОВ И БРАТЬЯ СТРУГАЦКИЕ:
модели и анти-модели российской научной фантастики


Работа была первоначально написана для предполагавшегося сборника статей о братьях Стругацких, который так и не вышел. Обсуждается противопоставление монистического и плюралистического видения будущего в книгах этих писателей.

Университетские курсы русской литературы часто включают работы, которые можно было бы назвать научно-фантастическими: «Мы» (1920) Евгения Замятина, «Собачье сердце» (1925) Михаила Булгакова и даже «Клоп» (1929) Владимира Маяковского. Но эти работы выбираются не столько из-за своей принадлежности к научной фантастике, сколько из-за включённости в канонический список великих или важных литературных произведений. С романами Константина Циолковского (1857-1935), Александра Богданова (1873-1928) или Александра Беляева (1884-1942), которые чаще всего относят к классической НФ, студенты сталкиваются редко. В русской литературе, как и в американской, принято отличать «высокую литературу» от популярной НФ литературы, причём предполагается, что первая лучше написана, что она глубже и для интеллектуального читателя полезнее. Многие думают, что НФ отвечает лишь на потребность читателя в лёгком, большей частью пустом, развлечении. Конечно, во многих случаях так оно и есть, но более пристальный взгляд позволяет увидеть, что далеко не всегда. Например, «Голова профессора Доуэля» (1925) Беляева, это великолепно написанный роман, превосходящий многое из того, что традиционно считается лучшим в советской литературе 20-х годов. Вопрос, в чём подлинное различие этих двух жанров – банка с червями, которую я не собираюсь открывать. Будем считать, что эти категории существуют как общепринятая условность, как удобные для всех ярлыки, выбор между которыми зачастую зависит только от привычек автора.

Каковы бы ни были её литературные достоинства, НФ озабочена жизненными проблемами своего общества и уже по одной только этой причине заслуживает исследования. В бывшем Советском Союзе, открыто основанном на принципах марксизма-ленинизма и посвятившем себя строительству социализма и бесклассового коммунистического общества, такая литература приобретала особое значение и была обязана нести особо тяжёлую идеологическую нагрузку. Показательно, например, что пока весь остальной мир с удовольствием отражал ежегодные, ежемесячные и даже ежедневные фантастические нашествия, начиная с марсиан Уэллса и Годзиллы из японских фильмов, и кончая вездесущими пришельцами из ночного TV, советским людям лишь изредка приходилось сражаться с каким-нибудь роботом или чудовищем. (1)

Партия большевиков установила строгие ограничения на темы, допустимые в НФ, и в сталинские годы футуристическая тема была полностью запрещена. Писателям-фантастам говорили, что они должны держаться «в пределах возможного», не «витать в облаках», а писать лишь о том, что уже исследуется в лабораториях учёных («принцип ближнего прицела»). Так научная фантастика потеряла свою фантастическую половину и стала беллетристическим средством популяризации новых научных достижений. Только смерть Сталина и смягчение его политики при Никите Хрущёве позволили вернуться утопическим и фантастическим аспектам НФ. Выдающимися писателями этого направления – удивительно позднего в современной мировой литературе – были Иван Ефремов и братья Стругацкие, Аркадий и Борис. Хотя они никогда не вступали в публичные дебаты и открыто восхищались друг другом, их произведения представляют диаметрально противоположные подходы к развитию русской НФ и к формированию мировоззрения вообще.

1. Советизация Вселенной

Иван Ефремов считается родоначальником новой эры в русской НФ. Его роман «Туманность Андромеды» описывает отдалённое на тысячи лет будущее, когда объединённые в «Великое Кольцо» обитаемые миры будут поддерживать связь друг с другом сквозь пространство и время. Первоначально роман печатался с продолжением [в журнале «Техника – молодёжи». перев.] - как раз в месяцы между XX съездом партии в октябре 56-го и запуском первого спутника в октябре 57-го. Сразу же после этого появилось отдельное издание [в 1958 г. перев.]. Книга вызвала продолжительную дискуссию в печати о сущности советской фантастики. Её хулители отстаивали позиции «старой гвардии», её сторонники видели и приветствовали в ней «новую волну». Ефремов принимал в этой полемике самое активное участие. Разъясняя в статьях и интервью свою точку зрения, он утверждал, что при написании книги опирался на «диалектический метод». Время и партия присудили ему победу: роман был переиздан, критики в своих обзорах поздравляли автора, а двери государственных издательств открылись для желающих писать об иных мирах и воображаемом будущем. Так, согласно позднейшей оценке, с «Андромеды» начался «Золотой Век советской научной фантастики».

Ефремов в конечном счёте стал считаться «главным» писателем-фантастом, а его произведения - воплощением принципов соцреализма в этом жанре. Модель для советской научной фантастики была установлена. (2)
В области формы эта модель не предложила ничего нового. Она не отходила от канонов, установленных ещё писателями 19 века – такими, как Иван Аксаков, Иван Тургенев и Глеб Успенский, но едва ли могла равняться с ними безупречностью стиля. В области содержания, однако, она дала всеохватывающую, построенную на единых рациональных началах систему с надёжным идеологическим фундаментом. Поскольку подразумевалось, что она является приложением диалектического материализма к художественному исследованию будущего, устанавливался стандарт для других советских писателей-фантастов, на который они должны были равняться, хотели они этого или нет. В некотором смысле уже само восприятие их творчества зависело теперь от этой модели. Это станет ясно, когда мы рассмотрим подробнее те произведения Ефремова, которые можно считать «блоками» в построенной им системе.

Первым научно-фантастическим произведением Ефремова был длинный рассказ «Звёздные корабли» (написан в 1947 г., опубликован в 1954 г.). В нём рассказывается о двух учёных, пораженных находкой костей динозавра с неоспоримыми следами пулевых ранений. Факты вынуждают их признать, что 70 миллионов лет назад Землю посетили разумные существа с другой планеты, и учёные ставят себе задачу - попытаться понять и представить себе этих древних визитёров.

Вот их рассуждения:

1. Число звёзд во вселенной бесконечно велико, поэтому в ней должно быть много планетных систем, пригодных для жизни.

2. Материя во вселенной устроена единообразно, поэтому жизнь должна обнаруживаться в форме сложных молекул на основе углерода.

3. Слишком высокие и слишком низкие температуры препятствуют образованию и росту таких молекул, так что необходимые для жизни условия должны быть подобны тем, что существуют на Земле.

4. Любая жизнь развивается по законам эволюции.

5. Разумные существа, способные к космическим полётам, должны иметь два глаза (для стереоскопического зрения), высокоразвитые рабочие конечности (такие, как руки), достаточно крупный размер, чтобы противостоять окружающей среде, ноги для передвижения и высоко расположенную – для лучшего обзора - голову с крупным мозгом.

Учёные приходят к выводу, что инопланетные существа должны быть очень похожи на людей, отличаясь только в деталях. К счастью, они находят череп инопланетянина, случайно погибшего под упавшим на него динозавром. Череп действительно очень похож на человеческий. Как окончательное подтверждение, они обнаруживают кулон с портретом этого существа: голова без волос, без носа и ушей, с клювом как у черепахи, но также мощный лоб и глаза, горящие «безмерным мужеством разума». Рассказ заканчивается выражением надежды на возможность взаимопонимания между разумными существами всей Вселенной. (3)

В этом рассказе Ефремову удалось изобразить и волнение палеонтологических раскопок, и стремление к необычному, и процессы логического мышления. Рассказ получился неплохой. И, с его защитой палеонтологии и прочих наук, вставленной, как спор студентов, в середину действия, он не грешит против принципа «ближнего прицела», хотя на деле готовит дорогу к другим мирам. Реконструкция облика космического пришельца даёт ключ: научное объяснение внешнего облика человеческих существ во всей вселенной. Отсюда «дальние цели» могут быть угаданы: контакт, общение, социализация. (4)

В главном произведении Ефремова, «Андромеде», эти цели достигнуты.

В начале романа Земля транслирует для одной из далёких планет лекцию с кратким описанием этапов человеческой истории. Вот эти этапы:

I. Эра Разобщённого Мира

1. Ранние стадии, отмеченные войнами и несправедливостью, но содержавшие в себе производительные силы, способные вывести человечество на следующую ступень.

2. Век Расщепления. Организация жизни на научных основах, развитие общественного труда, понимание диалектического хода истории, идеологическая борьба за победу коммунизма, ликвидация бедности, голода и тяжёлого унизительного труда, работа по созданию мирового правительства.

II. Эра Мирового Воссоединения.

1. Век Союза Стран. Государства объединились под мировым правительством.

2. Век Борьбы за Энергию. Новые научные открытия, ядерная энергия без радиоактивных отходов, интеллектуальное и физическое совершенство каждого человека.

3. Век Общего Языка. Мировой язык с линейным фонетическим алфавитом. Устранение многословия.

III. Эра Общего Труда

1. Век Упрощения Вещей. Конец легкомыслия и роскоши, обеспеченность базовых потребностей всех людей.

2. Век Переустройства. Разделение промышленных и жилых зон планеты, возделывание океанских плантаций, преобразование пустынь, смягчается жара на экваторе.

3. Век Изобилия. Результат всего предшествующего развития.

4. Век Космоса. Улучшение ракетной техники, создание искусственных спутников, исследование ближайшей галактики. Ядерное оружие изгнано с Земли и отправлено в глубокий космос.

IV. Эра Великого Кольца.

Контакт с одной из отдалённых планет, перевод её символов на земной язык, вхождение Земли в семью разумных миров, известную как Великое Кольцо. (5)

С таким вот кратким курсом «псевдоистории» автор знакомит читателя, прежде чем действующие лица романа начнут играть назначенные им роли. Ефремов изобретательно заполняет контуры сюжета деталями научного и фантастического характера, а герои книги, которые сохраняют лучшие качества различных рас, от которых они произошли, ведут себя, как подобает людям эпохи Великого Кольца – они полностью владеют собой, лаконичны, необычайно умны. (Исключение составляет «отрицательный» герой, эмоциональный и бесхребетный, как переживший своё время «неустойчивый интеллигент» из литературы раннего соцреализма.) Очевидно, мы имеем здесь не просто литературную фантастику, но всеобъемлющую социалистическую программу, будь она утопической или научной. Ещё раз перечислим главные идеи этих двух ефремовских произведений:

1. Материя одинакова во всей Вселенной.

2. Жизнь в основе своей также одинакова и развивается по законам эволюции.

3. Развитие разумной жизни всюду приводит к одинаковому результату.

4. Коммунизм является наиболее прогрессивной социальной силой.

5. После того, как коммунизм улучшит жизнь на Земле, она сможет вступить в союз с самыми развитыми планетами во вселенной.

В сущности, Ефремов выводит универсальные закономерности, экстраполируя специфику развития Земли на всю Вселенную. Как следствие, Вселенная сначала – в «Звёздных кораблях» - антропоморфизируется, а затем – в «Андромеде», советизируется. При всей социальной и научной изобретательности в деталях, система взглядов Ефремова является прямолинейной экстраполяцией. Можно назвать её солипсистской, так как она исключает возможность совершенно новой информации – об иной материи, иных, нежели на Земле, формах жизни, иных её законах. Эта система тенденциозна, так как приписывает всё зло мира капиталистическому строю, и выдвигает страну ГУЛАГа как самую прогрессивную силу в мире. В ней всё упрощено, раскрашено чёрной и белой краской, люди в ней бывают хорошие и плохие, теории – верные и неверные, а вся сложность прошлого и настоящего опыта отвергается. (Заметьте, например, что в реальном мире космические корабли отправились к Луне и ближайшим планетам вскоре после полёта первого спутника - существенно раньше наступления эры мирового единства.) В конце концов, ефремовская вселенная - это смесь из кусочков и обрывков земной жизни, не менее произвольная, чем лукиановская обитаемая Луна, с той разницей, что Лукиан говорит нам, чтобы мы не верили ни единому слову и смеялись. Ефремов же хочет, чтобы мы верили каждому слову, а смех позволяется только как средство сохранения здоровья.

Этот прямолинейный подход находится в странном противоречии с теоретическими положениями самого автора. Ефремов неоднократно выступал против упрощенческого проецирования современных тенденций в будущее, настаивая, что только диалектическое развитие настоящего может получить одобрение читателей:

«Мы, люди социалистической страны, так привыкли заглядывать вперед, планировать, ссылаться на будущее и заботиться о нем, что подчас забываем, что будущего еще не существует. Оно будет построено из настоящего, но настоящего не механически, а диалектически продолженного в будущее. Поэтому представления о какой-то строго определенной структуре будущего, которую обязательно должны видеть фантасты, являются чистейшей метафизикой, неуклюжей попыткой повторения библейских пророчеств. Только диалектическая экстраполяция реального опыта истории земли, жизни, космоса, человеческих обществ может претендовать на научное предвидение возможного будущего». (6) [Здесь и далее цитаты из Ефремова даются не в обратном переводе, а по оригинальному русскому тексту. перев.]

Несмотря на эти мудрые слова, диалектический метод не применяется у Ефремова к базовым постулатам, таким, как история человечества и природа вселенной, но, скорее, к психологическим проблемам, ожидающим будущих покорителей космоса. Та же черта присуща и третьему значительному научно-фантастическому произведению Ефремова, вышедшему сначала под латинским названием «Cor Serpentis», позднее – под эквивалентным русским «Сердце Змеи» (1959). Этот длинный рассказ закрепляет ефремовскую модель и ясно демонстрирует её изъяны. (7)

Главное событие в нём - случайная встреча в далёком космосе двух ракетных кораблей, земного и инопланетного. Команды двух звездолётов ведут себя одинаково: они взволнованы, они маневрируют, чтобы сойтись в пространстве, общаются с помощью рисунков и показывают друг другу свои обнажённые тела. Они оказываются похожими во всём, если не считать того, что у инопланетян серебристая кожа, очень большие миндалевидные глаза и дышат они фтором. Этим эпизодом Ефремов хотел доказать несостоятельность западного антиутопического романа, а также рассказов о враждебных инопланетянах, в особенности рассказа Мюррея Лейстера «Первый контакт» (1945). Его главная мысль в том, что во всех концах Вселенной разум развивается одинаково, поскольку он должен основываться на математике и диалектике; поэтому разумному человеку легче общаться с разумными созданиями из других миров, чем с неразумными людьми на Земле. Рассказ Лейнстера (который ефремовский капитан читает своей команде), олицетворяет иллюзию капиталистического мира, считающего, что его система неизменна и универсальна во вселенной, вследствие чего (так гласит ефремовский пересказ) капитану корабля в том рассказе при встрече с инопланетянами не приходит в голову ничего, кроме торговли и войны: у него «сердце ядовитой змеи». Звездолёты висят в пространстве, готовые к атаке, пока земному капитану не удаётся тайком пронести на чужой корабль оружие, с его помощью он вынуждает чужаков обменяться кораблями и с этим трофеем отбывает к Земле. Но на самом деле вот такой, полной подозрительности и недоверия, первой встречи быть никак не может (ликующе говорит ефремовский капитан), потому что основой для будущего Земли стала Советская Россия; а это сделало утопию реально осуществимой и гарантировало мирный характер первого контакта. Действие в «Сердце Змеи» происходит в век, непосредственно предшествующий описанной в «Андромеде» эре Великого Кольца: Земля уже советизирована и нужно лишь ещё немного усилий, чтобы довести до совершенства её недоработанные ландшафты. Можно предположить, что этот мирный первый контакт с чужими, которые, мы надеемся, ещё научатся дышать кислородом, успешно введёт Землю в семью разумных планет. (8)

Диалектика в этом рассказе присутствует в форме парадокса времени и его влияния на звездолётчиков. Ефремова очень интересуют пространство и время; он позволяет себе изобрести путешествия в искривлённом пространстве почти со скоростью света, но не упускает из виду безмерность расстояний между галактиками. Так, команда «Теллура», посланная исследовать процессы превращения материи на углеродной звезде в Туманности Геркулеса, подчиняясь законам относительности, может вернуться на Землю только через 700 земных лет. Они должны «умереть на 700 лет», принять смерть всех, кого любили, и подготовить себя к тому, чтобы вернуться на Землю древними чужеземцами – такова плата за радость космических исследований.

Но эту радость омрачает то обстоятельство, что звездолёты постоянно совершенствуются, а Земля остаётся гаванью для всех космических экспедиций. Таким образом, каждая успешная космическая миссия будет делать предыдущий полёт ненужным, и «Теллур» может вернуться домой с весьма несвежими новостями. (В рассказе говорится, что корабль 2 может обойти корабль 1 и вернуться на Землю раньше него, корабль 3 может обойти корабль 2 и так далее. Мне кажется, это идёт вразрез с теорией относительности, но я оставляю эту проблему специалистам. Основной довод заключается в том, что «Теллур» на 700 лет привязан к своему уровню технологии, и может оказаться так, что к моменту возвращения и он сам, и его миссия станут бессмысленными.) Члены команды, осознавая гносеологическую неопределённость, в которой они оказались, страдают от постоянных недомоганий, их не оставляют подозрения в бессмысленности их дела, они борются с этим при помощи физических упражнений, танцев и интенсификации текущих исследований. В дополнение к этому капитан корабля прописывает им дозы «диалектической логики», вроде следующей:

«Человек ... осознал, что, с одной стороны, он как индивидуальность очень мал и мгновенен в жизни, подобен капле воды в океане или маленькой искорке, гаснущей на ветру. А с другой – необъятно велик, как Вселенная, обнимаемая его рассудком и чувствами во всей бесконечности времени и пространства».

Что касается естественного стремления команды к простому, утешительному прошлому, то они должны диалектически обратить свои взгляды к волнующему, сияющему будущему. Все эти материи обсуждаются в прологе, а потом «Теллур» вступает в свой неожиданный контакт с инопланетным кораблём – событие, которое, по предусмотрительности сюжета, ставит в диалектическом уравнении большой знак «плюс».

Таким способом Ефремов уходит от им же обнаруженной пустоты. Вселенная остаётся расширением поля действия принципов, известных на Земле, отличаясь только в деталях, но те, кто ищет эти детали, должны пожертвовать всеми земными радостями ради славы, существующей только в их собственном воображении. Тем временем на Земле, благодаря всё более сложным и далёким экспедициям, знания возрастают скачками и движение к будущему ускоряется. Следовательно, путешествие любого космического корабля по самой своей природе является предсказуемым, бессмысленным и ненужным.

Ефремов, сам этого, возможно, не зная, касается парадокса, придуманного Францем Кафкой в одном из его размышлений о Вавилонской Башне. В «Городском гербе» (Das Stadtwappen, 1920), Кафка рассматривает проблему построения утопии за время, превышающее одну человеческую жизнь. Когда для реализации вечной идеи в запасе века, нет смысла сразу же приступать к строительству, потому что искусство архитектуры будет постоянно совершенствоваться и каждому следующему поколению придётся, возможно, сносить построенное и начинать заново. В результате, говорит Кафка, первое поколение строителей занималось бы только подготовительными работами, строительством удобного жилья для рабочих, следующие поколения соревновались бы за ещё большее удобство, пока кто-нибудь когда-нибудь не догадался, что вся эта затея по строительству достигающей неба башни бессмысленна. (9)

Парадокс Кафки, подобно парадоксам Зенона, отрицает возможность движения вперёд, поднимая проблему с индивидуального уровня на социальный. Если кто-то живёт для себя, он не станет строить для других; если кто-то строит для других, построенное обязательно будет разрушено. Ефремов, чувствуя ту же неприятную ситуацию, может только настаивать на необходимости действовать: земледельцы и строители давнего прошлого не ждали автоматических машин, древние учёные не ждали квантовых микроскопов, иначе не было бы прогресса и мы до сих пор жили бы в пещерах. Но такие рассуждения не решают проблемы самопожертвования, 700-летней смерти, потому что древние пахари и естествоиспытатели трудились для себя или для своих современников. В качестве последнего аргумента Ефремов формулирует следующий социальный императив: «Мы также призваны выполнить свой долг, как и каждый член общества». Долг звездоплавателя, в таком случае, это собирать данные, которые могут или оказаться бесполезными, или обогатить жизнь людей – естественно, людей Земли будущего, которых он обязан любить, хотя на Земле не живёт, и не сможет, вероятно, познакомиться с ними. Этот спор ходит по кругу. Его можно считать примером высокого идеализма, а можно – образцом двоемыслия.

При всём том, Ефремову удаётся сделать свои описания будущего на удивление притягательными. Вам предлагают ясный и простой мир, нравственно здоровые характеры, и дразнящий ум парадокс эпохи космических путешествий, преодолеваемый утверждением любви к людям. Снова и снова в своих наивных представлениях о человеческой природе и, особенно, в слабом знании антиутопической литературы, этот рассказ воспроизводит ситуации, которые давно уже рассматриваются как бесплодные и дегуманизирующие. Например, звездолётчикам в их длительных экспедициях не разрешено иметь семью и заводить детей. У них есть формула счастья: равная доля в рациональном, благоразумном обществе, ограниченная только уровнем покорения природы. Но земная природа уже полностью покорена, изучать нечего – отсюда исследовательские полёты в «ледяные бездны космического пространства». Чтобы искать новые миры, черты которых, в сущности, можно предсказать ещё на Земле. А ещё, чтобы наслаждаться акробатикой вместо секса, играть на фантастическом музыкальном инструменте, который непременно должен быть в каждой утопии – здесь это электромагнитный скрипкорояль, и пользоваться наркотиками, стимулирующими и успокаивающими. Читателю Замятина и Хаксли будет нетрудно развенчать эту про-утопию, диалектически не подозревающую о своих анти-. И всё же было бы неправильно отказать ей в своеобразном очаровании - очаровании религиозного мифа.

В своём последнем романе «Час быка» (1970), Ефремов продолжает прежнюю экстраполяцию, ставя себе задачу изображения людей Эры Встретившихся Рук, сменившей Эру Великого Кольца. Было бы ненаучно, - объясняет он в одной из своих статей, - переносить людей из 20 века в отдалённое будущее, не меняя их психологии, потому что люди отдалённого будущего - это продукт совершенно другого общества, следовательно, и психологический склад их будет другим. (10)

Персонажи «Часа» вспоминают персонажей «Андромеды» как своих духовных предков: для Фай Родис, героини «Часа», Веда Конг из «Андромеды» - образец для подражания. В то же время эти более поздние герои являют собой эволюционный прогресс: идеальные национальные типажи «Андромеды» развились в идеальный общемировой типаж «Часа». Специфические черты прошлых исторических периодов и отдельных национальностей используются разве что в костюмах и театральных ролях, для усиления психологического эффекта. Расы слились, индивидуальные эго преодолены и специализированный труд исключён. Каждый член всемирного общества - это учёный, ведущий исследования в своей особой области с единственной целью – внести вклад в гармоничную жизнь человечества. Для управления эмоциональным и физическим состоянием служит развитая сила воли, любовь между людьми распространилась на всю планету и другие миры, а сознание принимает человеческий протест против смерти как необходимое страдание. Тех, кто думает только о себе, считают пережитками прошлого и презрительно называют «быками».

Самое интересное, что в этом почти универсальном совершенстве человеческой породы Ефремов различает более высокие качества женского пола. Оказывается, что в лучезарном будущем женщины «по природе более аккуратны, более участливы, они мягче и ближе к природе, чем мужчины». Более того: в женщине красота всегда завершённее и, в соответствии с законами психологии, сильнее подчёркнута. (11)

И ещё более того: движения женщин более грациозны, они завораживают, покоряют и поражают. Изгибы их рук ... и т.д. Здесь выступает вперёд субъективная, мужская и в чём-то «бычья» точка зрения – короче, точка зрения закоренелого романтика, самого автора. Чтобы придать правдоподобие своему пламенному прославлению женских чар, Ефремов создаёт некую далёкую планету, обитатели которой ещё не достигли самой передовой стадии и потому способны этими чарами восхищаться. Мужчины этой планеты смотрят на земных женщин как на богинь, женщины – как на матерей. Этим недоразвитым созданиям требуется социальное переустройство: их общество – это смесь монополистического государственного капитализма и псевдосоциалистического муравейника (как в Китае при Мао Цзэдуне). И вот, матриархальная команда с Земли с надлежащим опытом правильной (т.е. русской) формы социализма, осуществляет необходимые перемены, но кое-кому при этом приходится жертвовать собой - в качестве урока ненасилия.

Так, шаг за шагом, от «Звёздных кораблей» к «Часу Быка», Иван Ефремов собирает вместе части своего построенного по единому плану проекта, претендующего не менее, чем на описание психологического, социального и научного будущего человечества – от победы советского социализма к уравниванию обитаемой Вселенной. Масштабы его замысла поражают; то, что он сумел его воплотить, воодушевляет. И всё же, принципы, заложенные в нём, для других писателей оказываются ограничительными, а прямолинейно спланированные характеристики – запретительными. Матриархат сильных, прекрасных женщин, назначенный нам по окончании эпохи индивидуализма, влечет нас ввысь или возвращает в исходную точку развития.

Поначалу влияние произведений Ефремова на советскую НФ было раскрепощающим, но по мере того, как они приобретали чёткость и вес, они превращались в монолит - официально одобренное, диалектически-материалистическое, социалистическо-реалистическое изображение коммунистического будущего. Противостоявшие этому стандарту произведения более молодых писателей-фантастов не были единым течением, они были разнохарактерны и неоднозначны. А у писателей, которые отступали слишком далеко от этого стандарта, а именно, у братьев Стругацких, начались проблемы, и им пришлось замолчать. Возможно, это всего лишь совпадение, но после смерти Ефремова в 1972 году братьев Стругацких, (продолжавших жить), в Советском Союзе практически перестали печатать. Золотой Век советской НФ закончился. (12)

Уран

Участник
# Дата: 26 Ноя 2012 10:53
Ответить 


2. На пыльных тропах ксенологии

Первые рассказы братьев Стругацких недалеки от ефремовских и посвящены стандартным научно-фантастическим темам – освоению космоса, контактам с инопланетянами и любопытным научным экспериментам. Самый первый рассказ был опубликован всего лишь через несколько месяцев после выхода «Туманности Андромеды», и вполне мог бы быть подписан именем Ефремова. Озаглавленный «Извне» (1958), он повествует о кораблях из космоса, потревоживших группу археологов под Сталинабадом (ныне Душанбе), у афганской границы. Земляне пытаются связаться с одним из кораблей и обстреливают его - безрезультатно, - когда он не отвечает. Вскоре они видят корабли в непосредственной близи, как чёрные вертолёты конической формы, высаживающие на Землю гигантских пауков. Немало опечаленный тем, что навсегда покидает жену и друзей, но вдохновленный долгом перед человечеством, герой повествования Борис Лозовский прячется на одном из приземлившихся летательных аппаратов. Он оказывается на космической станции на орбите Земли, где находит музей и зверинец невообразимых существ, собранных в разных концах вселенной. Кроме этих созданий, на борту не обнаружилось никаких пришельцев: весь корабль – автоматическая лаборатория, которая путешествует сквозь космическое пространство в поисках обитаемых планет. Пауки оказались компьютеризированными роботами, абсолютно не вооружёнными и безвредными, запрограммированными собирать такие предметы, как автомобили, коровы и овцы, но не трогать высшие формы разума. (Интересная проблема автоматического различения человека и животных, и определения шкалы познавательных способностей не исследовалась.) Лозовского усыпляют и невредимым возвращают на Землю. Рассказ заканчивается призывом к обсерваториям организовать поиски гостей из космоса. Менее сложный, чем у Ефремова, рассказ «Извне» содержит ряд удачных моментов и написан искусно с точки зрения астрономии (профессии Бориса). О создателях космической лаборатории высказывается предположение, что они похожи на людей, дружественно настроены и в высшей степени разумны. Таким образом, Стругацкие внесли свой вклад в модель мирного контакта ещё до ефремовского «Сердца Змеи». (13)

Аналогично, рассказ «Чрезвычайное происшествие» (1960), представляет нам инопланетное существо, на первый взгляд кажущееся грозным: чёрная муха, зародившаяся из споры, дрейфующей в космосе, муха, которая питается кислородом, производит эмбрионы в каждой клетке своего тела и сопротивляется всем доступным ядам. Эта муха, найденная в космическом корабле, возвращающемся на Землю, очень скоро заполняет пространство корабля миллионами жужжащих копий. Капитан, предвосхищая решение проблемы своими подчинёнными, выдувает тучи непрошеных гостей на космический холод. У рассказа неожиданный конец - корабельный биолог сохраняет нескольких мух в пробирке и успешно отстаивает своё решение: мухи являются неизвестной небелковой формой жизни, которая в контролируемых условиях способна продуцировать «сотни тонн первоклассной неорганической клетчатки в день». А это «бумага, ткани, покрытия...». (14)

Таким образом, Стругацкие и здесь придерживаются гипотезы дружелюбных (в данном случае - полезных) пришельцев, но конструируют опасные чужеродные формы жизни, которые трудно экстраполировать из земного опыта. В похожем ключе рассказ «Шесть спичек» (1960) фокусируется на социальной ответственности учёного, любимой теме Ефремова, но в необычном контексте экспериментов на себе в области телекинеза. Рассказ «О странствующих и путешествующих» (1963) написан, как кажется, в поддержку ефремовского принципа, что «разумы доходят в своём развитии до одного уровня», но в контексте того, что высокий разум часто проделывает с низкоразвитым: герой возражает против мечения моллюсков звукогенерирующими пилюлями, поскольку сам он только что возвратился из космического путешествия на Землю и начал излучать радиосигналы. (15)

Мировоззрение, представленное в этих рассказах, можно сказать, такое же, как у Ефремова, но с характерными остроумными чертами. Рассказ «Гигантская флюктуация», однако, обозначает отбытие в собственное фантастическое путешествие. Ничто из происходящего с героем рассказа не лежит за пределами естественных событий, но каждый отдельный случай имеет очень низкую отметку на шкале вероятности. Например, когда он подбрасывает монетку, «орёл» выпадает ему в девяноста девяти случаях из ста; когда он тянет экзаменационный билет, ему всегда достаётся номер пятый, а строго по первым числам каждого месяца простуда укладывает его в постель. Он видит кратные радуги, притягивает серебро наподобие магнита и в отчаянии смотрит, как его подружка улетает в небеса вследствие ставшего вмиг согласованным броуновского движения молекул её тела. Рассказ прекрасно служит популяризации науки (в данном случае, теории вероятности), но в то же время разрушает стереотип прямолинейного ефремовского воображения: и на Земле, и в космосе могут происходить чрезвычайно маловероятные события, в некотором смысле они гарантированы теорией. (16)

Братья Стругацкие публикуют в 1960-е годы роман за романом, и каждая новая работа всё далее и далее отходит от Ефремова, один за другим ставя под сомнение его базовые постулаты. Разумеется, это происходило не потому, что они хотели построить карьеру на низвержении патриарха советской НФ, это был процесс, проистекающий из иного склада мышления. В противопоставление кумулятивному эффекту работ Ефремова романы Стругацких не складываются в универсальную систему, скорее они работают против всякой системы, раскалывая вселенную на осмысленные и лишённые смысла фрагменты.
В то же время повествовательная манера братьев приобретает отличие от манеры их наставника. У Ефремова фантастический фон существует в форме тщательно спланированной истории, предшествующей описываемым событиям; эта предыстория рассказывается и объясняется в начале книги и не затрудняет чтения. У Стругацких фантастический фон предстаёт в форме тщательно разработанного «другого мира», данного in media res [в вещах обыденных, лат.], со всеми его неразъяснёнными практиками, взаимоотношениями и терминологией. Никаких специальных объяснений, помогающих сориентироваться в этом незнакомом мире, в тексте нет, он познаётся и интерпретируется в процессе чтения. Те элементы тайны, что остаются до самого конца, получают разъяснение перед финалом. Чтение затруднено тайной, но и стимулируется ею.

Само разнообразие романов братьев Стругацких не позволяет рассматривать их один за другим в хронологическом порядке. Достоинством такого подхода явилась бы исчерпывающая полнота, но она же нагнала бы и скуку. Лучше давайте выберем и обсудим в хронологической последовательности только такие работы, в которых становится заметным отклонение от модели Ефремова, понимая, что это отклонение могло и не быть главной целью авторов. Что касается нашей цели, то она проста – показать, что картины мира Стругацких и Ефремова противоположны, и понять, что из этого следует. (17)

В качестве отправной точки можно взять роман «Далёкая Радуга» (Far Rainbow, 1964), оспаривающий ефремовский тезис, что законы физики остаются неизменными по всей вселенной. Здесь персонажи должны столкнуться с новой наукой, «нуль-физикой». Эта наука появилась на свет в ходе экспериментов по мгновенной передаче материи через пространство. (Двумя годами позже это удалось на американском ТВ в «Звёздном пути», ("Star Trek") – уже без вредных последствий). Эксперимент по «нуль-транспортировке» осуществлялся на отдалённой планете по имени Радуга, но случилось нечто необычное: «нуль-транспортировка небольшого платинового кубика на экваторе вызвала на полюсах, – и почему-то только на полюсах, – гигантские извержения руд, огненные гейзеры, способные ослепить человека, и ужасную чёрную Волну, смертельно опасную для всего живого». (18) [Керн цитирует английский перевод Антонины Буа. перев.]

Это открытие создаёт новую науку и разделяет её на два лагеря, каждый сосредоточенный на своей цели: передаче материи или генерации волн. Тем временем, волны превращают планету из тихого курорта для землян в ужасную смертоносную ловушку. В конце романа учёные обсуждают, что значат эксперименты с волнами для человечества сравнительно с утратой относительно немногих жизней, включая жизни их собственных детей. Их моральная дилемма (та же самая, что снова возникает в коротком романе, переведённом как «Определённо может быть» (Definitely Maybe), и имевшая в советском контексте общественный резонанс), была разрешена Горбовским, капитаном единственного эвакуационного корабля, который пускает всех детей на борт и обрекает на уничтожение всех оставшихся взрослых (включая себя самого) последней, неожиданно возникшей, волной. Неизвестная физика другой планеты, с её неумолимыми законами, принесла катастрофу человечеству, а рвение земных учёных погубило пригодную для обитания планету. И читателю сегодня ничего не остаётся, как задуматься над изумительностью научных фотографий колец Сатурна, которые «отрицают известные законы физики», или, возможно, о частых открытиях новых частиц в субатомной физике.

«Трудно быть богом» (Hard To Be A God, 1964) фокусируется на исторических стадиях общественного развития. Здесь далёкая планета на ранней стадии развития – в феодализме – должна была бы созреть для ренессанса, меркантилизма, капитализма, промышленной революции и социализма. Необъяснимым образом она перескакивает в фашизм нацистского образца. Наложение этих вымышленных событий на реальный мир можно увидеть при взгляде на «недоразвитые» страны, испытавшие скачок «из тёмных веков в двадцатый век», часто минуя прохождение промежуточных стадий, и не приставшие к предсказанному берегу. Уганда Иди Амина, например.

Если начальные стадии социального развития «не те», то и финальная, утопическая стадия не гарантирована. Роман «Хищные вещи века» («Predatory Things of the Age», переведённый на английский как «The Final Circle of Paradise», 1965), представляет читателю европейский морской курорт, обещающий туристам «12 кругов рая». По ходу повествования, курорт предстаёт в виде отдающей ночным кошмаром оргии, со вселенским пьянством и обжорством, отупляющей индустрией развлечений, глупыми и сексуально распущенными подростками, импотентами-взрослыми, всесильными уличными «крутыми», тайной полицией и электрическим стимулятором мозга, оставляющим после себя ощущение собственной низости и стыд. Будучи чем-то вроде связующего моста между «Заводным апельсином» Энтони Бёрджесса и «Футурологическим конгрессом» Лема, роман сочетает ужасы потребительского общества и полицейского государства, отправляя на свалку ефремовское предположение о чётких линиях противостояния, ведущего к победе социализма и т.д. Очевидно, авторов беспокоило, какие выводы могут быть сделаны из их мрачной повести, потому что они снабдили её редким в их книгах политическим предисловием. В нём они ссылались на Маркса и Ленина и настаивали, что имели в виду только буржуазное общество. (19)

Как бы то ни было, смешение болезней капитализма и коммунизма становится с этого времени узнаваемой чертой романов Стругацких. В качестве примера мы можем привести юмористическую притчу «Второе нашествие марсиан» («The Second Invasion from Mars», 1967). Сюжетная линия может показаться аполитичной и приложимой к любому обществу. После высадки в окрестностях маленького псевдо-греческого городка пришельцы избавляются от заправлявших там бандитов и начинают внедрять синюю пшеницу. Горожане, все с классическими греческими именами, поначалу держатся настороженно, но, в конце концов, щедрая плата побуждает их сдавать желудочный сок в специально приспособленных для этой цели микроавтобусах (сокомобилях). Спустя некоторое время они уже пьют пиво из синей пшеницы, продают соки своего тела и очень довольны жизнью. Единственная оппозиция – молодой человек прокоммунистических убеждений, который любит ходить на митинги, обсуждать социальные проблемы и посвящать себя человечеству; он не желает становиться коровой для марсиан; однако не в состоянии в одиночку повлиять на ход событий. Таким образом, эти марсиане, в отличие от своих жестоких предшественников, описанных Г. Уэллсом, завоёвывают наш мир через желудок.

Черты западного общества видны в этой маленькой повести достаточно ясно: городское правительство в стиле мафии, ежедневный сход обывателей и лёгкое предательство за бутылку паршивого пива. Советские черты требуют более пристального взгляда. Когда прибывают марсиане, гражданам неоткуда получить правдивую информацию; ни газеты, ни представители правительства не желают говорить по существу, и все жизненно важные вопросы остаётся выяснять по слухам, – как в советской России. Когда марсиане анонсируют свою программу, газеты рабски следуют сценарию, заполняя свои страницы невнятными обсуждениями новой пшеницы, – советский читатель не мог не задуматься о собственных газетах с их неизменными заголовками и статьями о невиданных урожаях. Когда, наконец, на улицах городка появляются марсианские машины, они оказываются чёрными и гладкими, как наводящие благоговейный трепет «Волги» КГБ и партийной верхушки. Люди, сотрудничающие с марсианами, щеголяют в облегающих чёрных куртках и мутузят старый привилегированный класс, напоминая большевиков в кожанках из двадцатых годов и их тактику сильной руки. Фермер, знаменитый своей феноменальной способностью вырабатывать желудочный сок, – прозрачная аллюзия на донецкого шахтёра Алексея Стаханова и сталинскую программу социалистического соревнования. Такова жизнь: длинные очереди в лавках, закрытие газеты за напечатание безобидного стихотворения, привычное пьянство всех слоёв населения, – всё это проистекает из советской действительности и описывает её. Итак, мораль этой повести забивает гол в ворота обоих идеологических лагерей.

Роман «Гадкие лебеди» ("The Ugly Swans", 1967) также сочетает кажущиеся противоположными черты: антикоммунистическое государство с фашиствующими молодчиками-желторубашечниками под руководством президента-сталиниста, с личной индустрией пропаганды посреди всеобщего пьянства, распутства и лицемерия. Время – на памяти прошедших Вторую Мировую, место – где-то между Англией и Россией. Персонажи упоминают известных мыслителей, таких как Гегель и Эйнштейн, а также неизвестных, таких, как великий Зурзмансор. Их имена указывают на смешение национальностей, они не взяты из заранее подготовленной выборки для международной космической миссии, как в «Андромеде», а просто смешаны в кучу, наобум и как придётся: Виктор Банев, Юл Голем, Рем Квадрига, генерал Пферд, Диана, Тедди, Бол-Кунац и т.д.

Роман «Гадкие лебеди» также ставит под вопрос законы эволюции, которую Ефремов считал плавной и рациональной. В небольшом курортном городе происходит вспышка «жёлтой проказы», которая оставляет после себя целый лепрозорий «мокрецов» (в переводе "slimies", удачно подобранный эквивалент слову "mokretsy"). Мокрецы, обладая особыми способностями, производят дождь и туман, приятные для их кожи, но катастрофические для курортного бизнеса и самих городских зданий. Что гораздо хуже, мокрецы, которые не могут жить без книг, оказывают решающее влияние на детей и уводят их от слишком не чуждых всему человеческому родителей. Не будучи физически жестокими или грубыми в личном общении, мокрецы абсолютно отвергают все человеческие слабости и всё, чего люди, несмотря на свои слабости, достигли, всё хорошее и плохое в сегодняшнем мире, и самый его уклад. Главный герой Виктор Банев постепенно понимает, что мокрецы – это такая мутация, новая ступень человеческой эволюции и скачок в будущее. Как писатель и до какой-то степени цельная личность, он (вместе с читателем) должен выбрать: или старый порочный человеческий мир или новый совершенный «мокнущий» мир. Этот выбор плюс бесконечные мрак, мерзость, брань, пьянство, литературные дебаты и насмешки над пропагандой подвели этот роман под анафему в Советской России. Он был опубликован в Германии эмигрантским издательством «Посев» в 1972 г. (20)

Проблема применимости антропоморфного мышления к совершенно новым явлениям прямо поставлена в повести «Пикник на обочине» (1972). Вслед за предполагаемым «Посещением» Земли инопланетными существами на ней появляются шесть непригодных для жизни закрытых зон. Учёные и нелегальные «сталкеры» собирают в этих зонах ценные, но весьма опасные предметы. После двадцати лет экспериментов учёные не могут ни определить назначения своих находок, ни оградить себя и мир от непредвиденных последствий обладания ими. Что касается цели Посещения, то им приходится полагаться только на своё воображение.

В одной из сцен нобелевский лауреат д-р Валентин Пильман объясняет, что все такие вопросы идут под рубрикой «ксенология»:

«Ксенология - это некая неестественная помесь научной фантастики с формальной логикой. Основой ее метода является порочный прием - навязывание инопланетному разуму человеческой психологии.

- Почему порочный? - сказал Нунан.

- А потому, что биологи в свое время уже обожглись, когда пытались перенести психологию человека на животных. Земных животных, заметьте.

- Позвольте, - сказал Нунан. - Это совсем другое дело. Ведь мы говорим о психологии РАЗУМНЫХ существ...

- Да. И все было бы очень хорошо, если бы мы знали, что такое разум.

- А разве мы не знаем? - удивился Нунан».


Д-р Пильман перебирает множество определений разума: то, чем человек отличается от собаки, речь, способность поступать безрассудно, не до конца сформировавшийся сложный инстинкт или, наконец, способность использовать силы окружающего мира без разрушения этого мира. Очевидно, если человеческий разум так многолик и изменчив, то и вообще во вселенной разум, его цели и деятельность должны быть многообразны и несводимы к единому антропоморфному закону. Сам Пильман считает, что Великое Посещение вполне могло быть чьим-то кратким «отдыхом на природе», пикником, а все эти чудесные объекты – лишь мусор, оставшийся после вечеринки. Учёные, говорит он, находятся на стадии обезьян, нажимающих кнопки, чтобы получить банан: они иногда получают результат, но не понимают ситуации в целом. (21)

Природа Мироздания, его разумность, роль самостоятельных разумов, действующих в нём, рассматривается в одной из последних значительных работ, опубликованных при Брежневе - «За миллиард лет до конца света» ("A Billion Years to the End of the World", в английском переводе "Definitely Maybe", «Определённо может быть», 1974). Действие романа происходит в Ленинграде наших дней, описанном аполитично и вполне реалистически, если не считать того, что с персонажами начинают случаться фантастические вещи - нелепые телефонные звонки, головные боли, визиты красоток. Эти события воспринимаются как помехи для внешне никак не связанных исследований нескольких учёных, и поначалу интерпретируются ими как противодействие инопланетной сверхцивилизации, потом как заговор древней тайной секты мудрецов, потом как вмешательство полиции. Выигрывает гипотеза, что мысль этих учёных слишком глубоко проникла в суть вещей, и это поставило под угрозу гомеостаз Вселенной, которая защищается, подчиняясь неизвестному доселе закону, такому же естественному, как гравитация. Это фантастическое допущение позволяет Стругацким выпустить на волю ураган фантастических событий (объединённых только свойством мешать), чтобы снова поставить перед наукой моральный вопрос (истина ради истины или самоцензура ради блага этого мира?) и исследовать проблему личного мужества (бороться до конца, до самоуничтожения или отступить перед абсолютно превосходящей силой?). В одном из своих самых обоснованных умозаключений они приводят аргумент, что вся научная работа посвящена поиску законов природы, с тем, чтобы использовать их во благо, и это соображение решает дилемму. В итоге одинокий учёный, не обременённый семьёй, детьми и не имеющий других уязвимостей, возьмёт на себя работу других, вынужденных сдаться. В сущности, человек строит мир, невзирая на разрушителей. Здесь братья Стругацкие как будто делают шаг назад и восстанавливают связь с Ефремовым, но на самом деле вселенная, ими придуманная, её принципы и феномены противостоят его модели. Стругацкие плюралисты, Ефремов монист.

На исходе брежневских лет братья доводили до совершенства свой неопубликованный роман, «Хромая судьба» ("Lame Fate", 1970 – 1982), и хранили молчание, занимаясь астрономией и японской литературой. Публикации научной фантастики в СССР радикально сократились, и те писатели, которым власть благоволила, держались безопасных рамок «ближнего прицела». Спустя немного времени всё неожиданно взорвалось. (22)

Уран

Участник
# Дата: 26 Ноя 2012 11:11
Ответить 


3. Panta rhei

В так называемый Золотой Век советской русской научной фантастики Иван Ефремов и братья Стругацкие выделяются как самые значительные писатели, поэтому само собой напрашивается сравнение. Критик Рафаил Нудельман ещё в 1964 году отметил антропоморфизм Ефремова и релятивизм Стругацких, и порекомендовал именно последних как противоядие от «современных мифов и догм». Американский славист Джон Глад отметил дополнительное различие традиций: жюльверновская, техническая, наивная, оптимистическая у Ефремова и уэллсовская, не техническая, изощрённая, пессимистическая у Стругацких. (23)

Возможно сравнение и на уровне языка. У Ефремова - скучная консервативная советская кальцификация костей Тургенева. У Стругацких – нестройное, неразборчивое бормотание интернациональной толпы голосов. Решающее различие состоит, однако, в том, какую роль в общей конструкции их произведений играют философия, идеология и мировоззрение. У Ефремова мы видим построение системы из единственной идеи, которая развивается, чтобы объять всю вселенную и задушить её в этих объятиях. У Стругацких мы видим рассеяние точек зрения относительно центральной позиции и допущение множественности вариантов на всех уровнях – научном, социальном и личном. В отличие от Ефремова, Стругацкие исходят из следующих предпосылок:

1. Физические принципы могут не быть одинаковы для всей вселенной.

2. Жизнь многообразна, и у эволюции могут быть непредсказуемые скачки.

3. Разумная жизнь развивается непредвиденными путями, какие-то из них могут оказаться болезненными.

4. Исторические этапы социального развития не являются неизбежными. Идеологические и социальные системы не остаются чистыми, беспримесными. Решение социальных и технических проблем может породить на Земле не Утопию, а ещё более тяжёлые проблемы.

5. Научный поиск, конечно, дело хорошее, однако он может опрокинуть любую теорию, любое правило, отменить прежнее понимание вещей, и повлечь пагубные последствия.

И так далее: panta rhei, всё течёт, всё изменяется. Подобно ракете, отбрасывающей одну за другой свои начальные ступени, братья Стругацкие исследуют открывающиеся возможности, отбрасывая, одну за другой, предвзятые установки, доходя – признаем это, несмотря на то, что американским читателям Стругацкие ближе, чем Ефремов – до разрушения языка, до нигилизма в мышлении и хаоса в чувствах. Эти две противоположности стояли, как модель и анти-модель, перед советскими научными фантастами в конце империи, и в своих архетипических источниках они стоят перед каждым фантастом и сегодня.

1985г, слегка исправлено в 1991г.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Патрик МакГвайр, Красные звёзды: политические аспекты советской научной фантастики (Тезисы докторской диссертации: Принстонский университет, 1977), Приложение V и VI, особ. 238 и 245.

2. О периодизации русской советской НФ смотрите:
Джон Глад, Экстраполяция от дистопии: критический обзор советской научной фантастики (Принстон: Kingston Pr., 1982), 185-198.
О полемике вокруг «Туманности Андромеды» смотрите у Дарко Сувина, Обзор научно-фантастической литературы (Энглвуд Клиффс: Salem Pr., 1979), том I, 58-9.
См. также: Владимир Гаков, «Советская научная фантастика: Золотой Век (часть первая)», Locus, Март 1984;
А.Ф.Бритиков, Русский советский научно-фантастический роман (Ленинград, «Наука», 1970), особ. главу «Великое кольцо»;
Г.В. Гребенс, Теория советской научной фантастики у Ивана Ефремова (Нью-Йорк, Vantage Pr., 1978), глава I.

3. Доводы Ефремова находят свою параллель в далёких от литературы построениях учёных, связанных с проектом SETI (Поиск Внеземных Цивилизаций). Так называемое уравнение Дрейка, предложенное в 1961 году одним из основателей SETI Фрэнком Дрейком, выводит возможное число развитых внеземных цивилизаций путём последовательного уменьшения: от общего числа звёзд в нашей Галактике (около 400 миллиардов, согласно оценкам), к числу звёзд, имеющих планеты, затем, из этих планет, к числу планет, пригодных для жизни, далее, к планетам, на которых жизнь действительно возникла, далее к тем из них, где возникли разумные формы жизни, потом – где эти разумные формы породили развитые цивилизации, наконец, к тем, где эти развитые цивилизации научились жить в мире и не уничтожили сами себя. Карл Саган проделал все эти расчёты в своём телевизионном сериале о космосе, используя самые маленькие из разумных отношения величин и всё-таки получил, благодаря огромной исходной величине общего числа звёзд, ошеломляющий результат: в нашей Галактике должно быть не менее миллиона развитых цивилизаций, способных выйти с нами на связь. Весьма вероятно, считал он, небо тихо гудит от посланий, идущих со звёзд.
"Космос, (KCET television series, 1980), эпизод 12, "Encyclopaedia Galactica"; Космос (Нью-Йорк, Random House, 1980), 298-302.

4. Этот рассказ, переведённый О. Горчаковым, можно найти в книге Yefremov, Stories (Moscow: Foreign Languages Publishing House, 1954), 193-260.

5. I. Yefremov, Andromeda (Moscow: For. Lang. Pub. House, 1963), 59-68.
Ефремовская схема недалека от советского стратегического плана достижения мирового господства, сформулированного брежневским режимом в 1967 году и раскрытого в 1982 году чехословацким перебежчиком Яном Шейной, бывшим шефом аппарата в министерстве обороны ЧССР.
Основные этапы в этом плане таковы:
I. Этап подготовки к мирному сосуществованию, 1956-1959;
II. Мирная борьба в условиях сосуществования, 1960-1972;
III. Период динамических социальных изменений, 1972-1995;
IV. Эра глобального демократического мира, 1995-.
Ян Шейна, «Мы вас похороним», (Лондон, Sidgwick and Jackson, 1982), гл. 10, «Стратегический план», особ.106-7

6. «Миллиарды граней будущего», Комсомольская правда, 1/28/66, 3.

7. Английский перевод Р. Прокофьевой опубликован в More Soviet Science Fiction (New York: Collier Books, 1962), 17-86.

8. Ефремов очень сильно исказил смысл «Первого контакта», который, как ни странно, есть история о сотрудничестве. Вот то, о чём Ефремов не рассказывает: у Лейнстера капитаны обоих кораблей, земного и чужого, говорят о своём дружелюбии, добрых намерениях и желании обменяться информацией, но как представители своих планет они должны опасаться оставить их незащищёнными от атаки или эксплуатации. Капитаны честно сообщают друг другу о своём затруднительном положении и воздерживаются от активных действий, пока пытаются найти выход. В ходе их трёхнедельного контакта выясняется, что они во многом зеркально подобны – стоит одному о чём-то подумать, о том же думает и другой, что наводит на мысль о «параллельной эволюции» и идентичности «интеллектуальных способностей». В конце концов, один из героев рассказа, молодой астрофизик Томми (миссией корабля было фотографирование Крабовидной Туманности), предложил, чтобы команды обменялись кораблями, предварительно демонтировав все отслеживающие устройства. В тот же момент об этом же подумали и инопланетяне. Стороны возвращаются на свои планеты с бесценной информацией (кораблями) и договорённостью о встрече в том же месте в назначенное время. При желании Ефремов мог бы ссылаться на этот рассказ как на предшественника своих передовых мыслей и сочинений. См. First Contact, ed. by Damon Knight (New York: Pinnacles Books, 1971), 9-44.

9. Franz Kafka, Parables and Paradoxes (Притчи и Парадоксы) (New York: Schocken, 1972), pp. 36-9.
Более близкую параллель парадоксу Кафки в советской литературе можно найти в романе Андрея Платонова «Котлован», где строительство будущего крупного пролетарского города создаёт только всё увеличивающуюся в размерах яму. А строители живут в лачуге. Перев. Томаса Уитни (Ann Arbor: Ardis, 1973).

10. И. Ефремов, «Как создавался Час Быка», Молодая Гвардия, №5 (Москва, 1969), 313-14, процитировано Гребенсом, стр. 80-81.
Обратите также внимание на заявление Ефремова в интервью 1970 года, когда его спросили, на чём основан его оптимизм касательно мирного характера «первого контакта»:
«Основан прежде всего на глубочайшей вере, что никакое другое общество, кроме коммунистического, не сможет объединить всю планету и сбалансировать человеческие отношения. Поэтому для меня вопрос стоит так: либо будет всепланетное коммунистическое общество, либо вообще не будет никакого, а будут пыль и песок на мёртвой планете».
Иван Ефремов, «Хорошего в человеке много...», Фантастика 77 (Москва, Молодая Гвардия, 1977), 335.

11. Цит. по работе Гребенса «Теория советской научной фантастики у Ивана Ефремова», стр.83-4

12. В то время, как произведения Ефремова стали каноном, его личная репутация стала загадкой. Ходили слухи, что в день его смерти КГБ провело в его квартире обыск. Причина, по одной версии, в том, что он был китайским шпионом, по другой – что в его ранней (в 66 лет) смерти заподозрили умышленное убийство, по третьей – что Стругацкие написали на него донос. Поклонники считали его благородным и добрым человеком, который разуверился в коммунизме и в результате подвергся преследованиям, недоброжелатели – жестоким и властным оппортунистом, готовым продаться тому, кто больше заплатит. См. дебаты в «Новом Русском Слове» (Нью-Йорк): 2/20/89, 2/23/89, 4/11/89, 4/22-23/89, 8/29/89.

13. «Извне», в сборнике «Шесть спичек», (Москва, Детгиз, 1960). Перепечатано в сб. «Неназначенные встречи», (Москва, Молодая Гвардия, 1980).

14. На английском языке этот рассказ опубликован в сб. Path into the Unknown: The Best of Soviet Science Fiction (New York: Dell, 1968), 89-109.
Переводчик не указан.

15. Английский перевод в сб. Path into the Unknown, 110-22

16. Этот рассказ опубликован на английском языке в сборнике Journey Across Three Worlds в переводе Gladys Evans (Москва, «Мир», 1973), 205-21.
Я не смог установить его русский источник.

17. Три романа Стругацких для подростков – «Страна багровых туч», «Стажёры» и «Возвращение» - в некотором отношении подобны романам Ефремова. Их обсуждение можно найти в работе МакГвайра (McGuire, op. cit., 71-6).

18. Arkady and Boris Strugatsky, Far Rainbow, trans. by Antonina W. Bouis (New York: Macmillan, 1979), 17.
Аркадий и Борис Стругацкие, Далёкая Радуга, перевод Антонины Буа, (Нью-Йорк, Макмиллан, 1979), 17.

19. Arkady and Boris Strugatsky, The Final Circle of Paradise, trans. by Leonid Renen (New York: DAW, 1976).
Аркадий и Борис Стругацкие, «Последний круг рая», перевод Леонида Ренена (Нью-Йорк, DAW, 1976).
Вот выдержки из Предисловия, которое не вошло в это издание:

"Речь в ней [т.е. в повести] идёт о чрезвычайно тревожной и всё усиливающейся тенденции, свойственной современному капиталистическому миру. Наиболее открыто, явно, грубо она проявляется в колониальном грабеже и террористических диктатурах, военных интервенциях и экономическом разбое. Но есть ещё одна сторона буржуазного развития – массовая идеология, порождаемая ежедневно и ежечасно практикой частнособственнического предпринимательства. Такая практика приучает смотреть на человека как на источник собственного обогащения. <Единственной жизненной целью она делает деньги, а совесть заменяет благополучной чековой книжкой. Меркантильные интересы тогда готовы поглотить все другие человеческие чувства, а само общество выглядит как толкучка стяжательских страстей.>
Всё это неизбежно приводит к господству эгоизма, корыстолюбия, к измельчанию чувств и духовному убожеству.
Одним словом, мы имеем в виду реальные тенденции современного буржуазного строя, явления, суть которых раскрыта в работах К. Маркса, В. И. Ленина, явления, о которых всё с большей тревогой говорят многие честные писатели и художники Запада. <Достаточно напомнить о положении заокеанского телевидения, об отупляющей ширпотребной «массовой культуре», о штампованных фильмах и потоке бульварной литературы.
Самым страшным свойством буржуазной идеологии является её способность разлагать души людей, ежедневно и ежечасно пополнять ряды корыстолюбцев, паразитов, равнодушных потребителей, ищущих в мире только сытости и наслаждения. И особенно страшным представляется действие этой идеологии в условиях материального довольства.>
Чтобы показать это как можно более выпукло, пусть даже ценою некоторого гротеска (старого и верного приёма фантастической литературы), мы построили модель Страны Дураков. Эта страна условна, как условен сам гротеск. Мы не ставили перед собой задачи показать капиталистическое государство с его полюсами богатства и нищеты, с его неизбежной классовой борьбой. Да и в одной небольшой повести нам никогда не удалось бы осветить все стороны, все социальные противоречия капиталистического государства. Поэтому мы ограничиваемся одним, но, на наш взгляд, очень важным аспектом: духовная смерть, которую несёт человеку буржуазная идеология."
«Хищные вещи века», (Москва, Молодая Гвардия, 1965), 130. [Угловыми скобками показаны сделанные Керном купюры. перев.]

20. The Ugly Swans (New York: Collier, 1979).Перевод Алисы и Александра Нахимовских. Иногда, правда, переводчики склонны «улучшать» колоритный язык этой повести. Перевод восклицания «О чёрт!» как «Jesus!» кажется мне сомнительным.

21. Roadside Picnic, trans. by Antonina Bouis (New York: Pocket Bks, 1977), 105-6.

22. Glad, 197-8. Обратите также внимание на страницы 156-8, где Глад цитирует консервативного писателя и критика Александра Казанцева, который в 1979 году осудил метод исследования будущего с помощью фантастики и потребовал наказать писателей, книгу которых опубликовало эмигрантское издательство «Посев». («Гадкие лебеди», «Улитка на склоне» и «Сказка о Тройке» были изданы на русском языке в Германии, в издательстве «Посев»).

23. Рафаил Нудельман, «Разговор в купе», Фантастика 64 (Москва, Молодая Гвардия, 1964), 347-67, особ.364;
Glad, 42, наблюдение которого первоначально было сделано в его докторской диссертации в 1970 году. (Университет Нью-Йорка)

Учитель Гнус
Участник
# Дата: 7 Апр 2016 21:50
Ответить 


Уран, я тут ползал по форуму (по совершенно не связанным с Вами причинам) и случайно наткнулся вот на это Ваше утверждение:
Цитата: Уран
20. The Ugly Swans (New York: Collier, 1979).Перевод Алисы и Александра Нахимовских. Иногда, правда, переводчики склонны «улучшать» колоритный язык этой повести. Перевод восклицания «О чёрт!» как «Jesus!» кажется мне сомнительным.


Я полагаю, что указанный перевод кажется Вам сомнительным совершенно напрасно. "Jesus!" по уровню "святотатственности" вполне разумно соответствует русскому "о чёрт!" Альтернативой было бы "Hell!" Но это, смею Вас уверить, гораздо более оскорбительно для уха американца или англичанина, чем "о чёрт!" - для русского. "Меня этому в школе учили" для Вас, видимо, аргументом не является (хотя - таки да учили), но мой личный опыт, набранный за более чем 20 лет общения, это подтверждает.

Не приведёте ли Вы другие примеры улучшения текста в кавычках?

Уран

Участник
# Дата: 8 Апр 2016 02:46
Ответить 


Цитата: Учитель Гнус
указанный перевод кажется Вам сомнительным совершенно напрасно

Я только переводчик. Вот оригинальный текст:

Цитата: Gary Kern
20. The translation is by Alice and Alexander Nakhimovsky, The Ugly Swans (New York: Collier, 1979). Sometimes, however, the translators tend to juice up the racy language and slang. I would question the rendering of "O chort!" into "Jesus!"


Я, как и вы, считаю, что "Jesus!" "гораздо более оскорбительно для уха американца или англичанина, чем "о чёрт!" - для русского."
Будем считать, что мне не удалось в полной мере передать смысл использованного Керном фразового глагола "to juice up".

Учитель Гнус
Участник
# Дата: 8 Апр 2016 03:36 - Поправил: Учитель Гнус
Ответить 


Во-первых, прошу меня извинить за неверно адресованную критику. my mistake.

Во-вторых, если у Керна написано "juiced up", то он имел в виду "раздули", "преувеличили", что-то в этом направлении. И с этим мне легче согласиться, глядя на проведённый им пример.

Начало -
Ваш ответ
Bold Style  Italic Style  Underlined Style  Image Link  URL Link  Insert YouTube video  Empty quote 
:) ;) :-p :-( Ещё смайлики...  Отключить смайлики в сообщении
#610B38 #DF0101 #8A4B08 #FF8000 #0B610B
#01DF01 #01DFD7 #08088A #2E2EFE #7401DF
#DF01D7 #585858 #BDBDBD #D0A9F5 #A9D0F5
Ochrana proti spamu. Napi№te prosнm инslici иtyшi:

» Логин  » Пароль 
Только зарегистрированные пользователи могут здесь постить. Авторизуйтесь для отправки сообщений, или зарегистрируйтесь сейчас.

 
На форуме: Гостей - 2
Участников - 0
Рекорд одновременно присутствующих на форуме, Всего: 262 [3 Фев 2020 13:22]
Гостей - 262 / Участников - 0


Поддержка: miniBB™ © 2001-2024