| Автор |
Сообщение |
Роман
Участник
|
# Дата: 24 Авг 2016 23:20 - Поправил: Роман
Ответить
"Эхо Москвы", "Один", 21.04.2016
Д. Быков
― Ну что, продолжаем разговор. Редакторы убежали встречать Лазарчука, а я отвечаю на вопрос... А вот и Лазарчук! Здравствуй, Андрей Лазарчук! 35 вопросов ожидают тебя. Садись в это кресло. Я сначала отвечу всё-таки на вопрос: «Лежу в больнице с пневмонией. Чем книжным можно ускорить выздоровление? Спасибо. Сергей».
Серёжа, во-первых, выздоравливайте. Во-вторых, книги — это не единственная возможная терапия. И дай бог, чтобы вас правильно лечили. Но вас интересуют книжки. Борис Виан — абсолютно любые тексты на моей памяти всегда ускоряют выздоровление. Джозеф Хеллер — любые книжки абсолютно, но больше всего роман «Что-то случилось». Вот Лазарчук гнусно хихикает. Кстати говоря, вот и Лазарчук очень ускоряет. Я рад, что он пришёл. Я помню, что я несколько раз при сильном насморке читал «Опоздавших к лету», и эта книга настолько меня всегда как-то заводила, что я про насморк и забывал. А особенно рекомендую вам «Жестяной бор», который мне представляется лучшей оттуда главой. Можно ли их читать поврозь? Можно совершенно.
Мне сегодня подрали книгу, которая, я думаю, никому не поможет, может быть, выздороветь (а может, и поможет, не знаю), но она многих здоровых встряхнёт. Это книга Кирилла Волкова «Несерьёзная книга об опухоли». Кириллу было 28 лет, когда он узнал, что у него опухоль мозга. В 29 он умер, Царствие ему небесное. Он за год написал эту книгу. И я думаю, что это потрясающая книга. И маме его, которая это собрала, я передаю свою самую горячую благодарность за то, что она мне это принесла. Эта книга, во-первых, многим здоровым поможет перестать жаловаться, а во-вторых, вообще она о смысле жизни, о каких-то главных вещах. И поскольку это голос из очень тёмного, очень мрачного пространства, и голос очень жизнеутверждающий, здоровый и ясный, мне кажется, это из тех книг, которые очень укрепляют веру во всякие прекрасные вещи.
А теперь мы приветствуем Андрея Лазарчука. Это тот редкий случай, когда я в студии не один. Но, имея любимого писателя в Москве, разумеется, грех его не спросить. С вашего позволения я сначала задам вопрос от себя лично: что происходит с новым романом, и когда мы будем его читать?
А. Лазарчук
― Первая книга вышла уже и продаётся достаточно активно.
Д. Быков
― Как она называется?
А. Лазарчук
― «Соль Саракша».
Д. Быков
― Нет, я интересуюсь «Московским гриппом» пока.
А. Лазарчук
― А, извини, это ещё пишется.
Д. Быков
― И сколько ещё будет писаться?
А. Лазарчук
― Ты знаешь, это непредсказуемо. Эта вещь пишется с 1999 года.
Д. Быков
― А можно сказать, что это за жанр по крайней мере?
А. Лазарчук
― Роман дороги, наверное.
Д. Быков
― Умеешь ты ответить красиво и загадочно. Что про «Соль Саракша» можно узнать? Ваша последняя совместная книга с Успенским.
А. Лазарчук
― Наконец вышла. Первая книжка вышла две недели назад.
Д. Быков
― А вторая?
А. Лазарчук
― Вторая — где-то в мае. Третья — очевидно, в сентябре.
Д. Быков
― А почему три? Там же было две.
А. Лазарчук
― А там, Дима, три. И ты, небось, ещё последнюю-то и не читал?
Д. Быков
― А где? Нет конечно. А что это за третья?
А. Лазарчук
― А, я тебе не посылал, значит.
Д. Быков
― Ну расскажи тогда.
А. Лазарчук
― Это завершающая часть трилогии, которую мы с Мишкой придумали, так сказать, разбросали по эпизодам. А потом случилось то, что случилось...
Д. Быков
― То есть третью часть ты дописывал один?
А. Лазарчук
― Третью часть я дописывал один.
Д. Быков
― А как она называется?
А. Лазарчук
― Она называется «Стеклянный меч».
Д. Быков
― Для тех, кто не знает: трилогия «Весь этот джакч» является упражнением на темы «Обитаемого острова», как бы такая альтернативная его история.
А. Лазарчук
― Не альтернативная, а параллельная.
Д. Быков
― Параллельная, да. Конечно, не могу тебя не спросить: как ты относишься к экранизации?
А. Лазарчук
― К той?
Д. Быков
― К той.
А. Лазарчук
― Плохо.
Д. Быков
― Понял, спасибо. Андрюша, вопрос Андрея тоже, тёзки твоего: «Где обещанная русская утопия?»
А. Лазарчук
― Этот роман дороги — он, по идее, и есть русская утопия. Но дописываться он будет, наверное, ещё ряд лет.
Д. Быков
― А можно объяснить, что ты вкладываешь в понятие «русская утопия»?
А. Лазарчук
― Россия, в которой хорошо жить.
Д. Быков
― Как ты её себе рисуешь?
А. Лазарчук
― Вот напишу — и все узнают, как я её рисую. В трёх словах я не смогу это выразить.
Д. Быков
― Я понимаю. Устраивает ли тебя утопия, скажем, Хольма ван Зайчика, утопия Ордуся?
А. Лазарчук
― Нет.
Д. Быков
― Почему?
А. Лазарчук
― Не знаю. Мне там неуютно, мне там беспокойно.
Д. Быков
― Тут, кстати, сразу же вопрос Кирилла: «Что вы можете сказать о последних произведениях Рыбакова?» Видимо, имеются в виду «Звезда Полынь» и сопутствующие.
А. Лазарчук
― Так, «Звезда Полынь» — это...
Д. Быков
― Ну, где спецслужбы вместе с учёными...
А. Лазарчук
― Разрабатывают звездолёты.
Д. Быков
― Да.
А. Лазарчук
― Поскольку Славе я это сам говорил в лицо, то могу сказать и вслух. Мне эта вещь активно не понравилась своей плакатностью и картонностью. То, что у него было всегда очень сильной частью творчества, — он отлично выписывал характеры, это было вообще что-то сверхъестественное. Здесь он либо не смог, либо не захотел, либо материал не позволил. Вот так вот. Поэтому, к сожалению, хотя и интересно читается, но абсолютно не заводит.
Д. Быков
― Вопрос Всеволода: «Что вы можете сказать о моде на попаданцев?»
А. Лазарчук
― Ничего! (Смех.)
Д. Быков
― Нет, ну всё-таки?
А. Лазарчук
― Ничего цензурного я сказать про это не могу.
Д. Быков
― Нет, а чем эта мода объясняется?
А. Лазарчук
― Я не знаю. Есть попаданцы и есть зомби.
Д. Быков
― Это две моды.
А. Лазарчук
― Две моды. Откуда они взялись и почему они модные, какой в них смысл, какую находят прелесть — я не понимаю. Среди попаданческих романов на самом деле попадаются иногда и хорошие, но это очень большая редкость. Господи, вылетела из головы фамилия... «Византийскую тьму» кто написал?
Д. Быков
― Я сейчас узнаю, у меня есть волшебный прибор.
А. Лазарчук
― Посмотри.
Д. Быков
― «Византийская тьма» ты говоришь? А я не читал. Про что это?
А. Лазарчук
― Это, по-моему, первый русский роман про попаданцев, и он сразу где-то близок к гениальности.
Д. Быков
― Сейчас узнаем. А пока просит Анна: «Что вы можете сказать о творчестве Владимира Данихнова?»
А. Лазарчук
― Я не читал просто, ничего не могу сказать.
Д. Быков
― Александр Говоров — «Византийская тьма».
А. Лазарчук
― Александр Говоров, точно.
Д. Быков
― А ты из Данихнова вообще ничего не читал?
А. Лазарчук
― Да, ничего не читал.
Д. Быков
― Напрасно. Он же получал все последние...
А. Лазарчук
― Ну, я не могу всё читать.
Д. Быков
― Я понимаю, да. Но тогда уж я спрошу: что из последней фантастики, которую ты прочёл, вызвало у тебя добрые чувства? (Пауза.) Надолго задумался. Понимаете, мне же приходиться комментировать, заполнять эфир.
А. Лазарчук
― Пожалуй, «Мерзость» Симмонса... Ну и всё.
Д. Быков
― «Мерзость» Симмонса — звучит хорошо. В российской фантастике ничего, что ли, нет?
А. Лазарчук
― Нет, ничего нет.
Д. Быков
― Почему? Чем ты это объясняешь? Что нет проекта будущего?
А. Лазарчук
― А фантастика не о будущем. Это как раз такое страшное заблуждение, которое всегда уводит в сторону. Фантастика всегда о настоящем и о представлениях о жизни. Видимо, да — хреновость настоящим и хреновость представлениями о жизни.
Д. Быков
― «Ваше мнение о романе Симмонса «Смертельный гамбит»?»
А. Лазарчук
― Ещё не дочитал, только начал.
Д. Быков
― Ну и что пока?
А. Лазарчук
― Симмонс всегда качественен.
Д. Быков
― Симмонс — это который «Террор», что ли?
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Слушай, по-моему, ужасно занудная книга!
А. Лазарчук
― Ужасно занудная.
Д. Быков
― Что вы с Мишкой в ней находили?
А. Лазарчук
― Она многословная, и там абсолютно излишние фантастические элементы.
Д. Быков
― В смысле — чудовище?
А. Лазарчук
― Да. Вот если его выбросить, то получился бы вообще шикарный роман, гениальный, на уровне «Моби Дика», может быть.
Д. Быков
― Так он и есть абсолютный «Моби Дик», только переписанный в полярном антураже.
А. Лазарчук
― Ну да.
Д. Быков
― «Роман Боба Маккаммона «Жизнь мальчишки» — один из лучшего, что я читал в девяностые годы. Как вам?»
А. Лазарчук
― Никак, не помню.
Д. Быков
― Лазарчук, счастливый ты человек — ты можешь себе позволить забывать прочитанное!
А. Лазарчук
― Я и фамилию-то такую не вспомню.
Д. Быков
― «Что изменилось в вашем творчестве после переезда из Красноярска?» Имеется в виду переезд в Петербург. (Пауза.) «Я стал чаще простужаться!»? (Смех.)
А. Лазарчук
― Нет, я стал реже простужаться, слава богу. Здесь оказалось ближе к издателям и ко всяким, так сказать, литературным проектам, и я по неосторожности в некоторые из них вписался. Славы и денег не принесло, времени заняло много, ну и некоторое «размагничивание» тоже наступило.
Д. Быков
― Андрюха, можно я тебе задам вопрос...
А. Лазарчук
― Так что я несколько недоволен своим творчеством. Не всем, конечно.
Д. Быков
― Да ладно!
А. Лазарчук
― Один хороший роман я написал.
Д. Быков
― Какой? «Мой старший брат Иешуа», да?
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Это не просто хороший, я думаю, а это прорывный роман. У нас есть несколько человек, которые считают это твоим лучшим произведением.
А. Лазарчук
― Ну, я тоже так считаю.
Д. Быков
― Никита Елисеев тоже так считает.
А. Лазарчук
― Никите привет.
Д. Быков
― Привет Никите Елисееву, с которым я надеюсь повидаться 25-го, когда — подчёркиваю — буду читать в Петербурге лекцию про Высоцкого и Бродского.
Вопрос мой, я могу его задать, и он не литературный: где для тебя пролегает грань, которая предопределяет, что люди становятся или «крымнаш» или, условно, «намкрыш»? То есть в чём источник этого разделения? Понимаешь, они раньше общались совершенно нормально — и вдруг это их разделило навеки!
А. Лазарчук
― Ну подожди, мы с тобой общаемся совершенно нормально.
Д. Быков
― Подожди, про нас с тобой разговора нет. Я не знаю, какие должны быть твои убеждения, чтобы я стал к тебе иначе относиться. Но очень многих это разорвало.
А. Лазарчук
― К сожалению, да. Почему — не знаю. У меня, правда, разорвало только с одним человеком.
Д. Быков
― Ты его не назовёшь?
А. Лазарчук
― Нет. Зачем?
Д. Быков
― Но он известный человек?
А. Лазарчук
― Ты его знаешь.
Д. Быков
― Понятно. Ну как бы ты определил?
А. Лазарчук
― И всё, один только.
Д. Быков
― Подожди. Предпосылки, что один оказывается там, а другой — здесь? Ты никогда же не был авторитарием.
А. Лазарчук
― Я не знаю. На самом деле я не знаю, почему происходит такое: почему у одних возникают одни предпочтения, а у других — резко противоположные; почему они не могут между собой нормально поговорить, найти общий язык, так сказать, устаканить позиции, а обязательно лезут в спор. Не знаю. Наверное, такова человеческая природа.
Д. Быков
― Нет, может быть, это биографическое? Потому что, скажем, ты — муж русской одесситки, Иры Андронати. Может быть, это от этого произошло?
А. Лазарчук
― И от этого тоже, безусловно. Но кроме того... Это долгая история. Я не знаю, стоит ли её, так сказать, всю излагать.
Д. Быков
― Расскажи хоть что-то.
А. Лазарчук
― Хорошо. Был у меня очень хороший друг на Украине, он занимал довольно высокий пост в украинском политикуме (я его тоже не буду называть). В начале 2013 года мы с ним общались по Skype, и он мне рассказал о том, что готовится переворот, будет он проходить так-то, так-то и так-то, и в результате начнётся война в Крыму, это цель заговорщиков. Через неделю его убили.
Д. Быков
― Ты связываешь эти события?
А. Лазарчук
― Я связываю эти события.
Д. Быков
― Хорошо. Вот вопрос для меня принципиальный: то, что ты поддерживаешь ДНР и ЛНР — это сделало тебя более лояльным к Путину?
А. Лазарчук
― Не изменило отношения.
Д. Быков
― Не изменило. То есть это отдельно существует?
А. Лазарчук
― Это отдельно.
Д. Быков
― В чём для тебя опасность, угрожавшая Русскому миру в Донецке?
А. Лазарчук
― Как тебе сказать...
Д. Быков
― Так и скажи. Все свои! Всё равно никто ничего не слушает ночью. Хотя, судя по количеству вопросов, слушает вся Москва!
А. Лазарчук
― Как тебе сказать? Там было бы очень много крови.
Д. Быков
― Было бы?
А. Лазарчук
― Да. И, наверное, значительно больше, чем...
Д. Быков
― Чем сейчас.
А. Лазарчук
― Да. То есть там бы началась активная партизанская война.
Д. Быков
― Даже без участия Стрелкова (Гиркина)?
А. Лазарчук
― Это вообще дутая фигура по большому-то счёту.
Д. Быков
― Я думаю, он с тобой не согласится.
А. Лазарчук
― Он со мной не согласится, потому что он считает себя вторым после Бога.
Д. Быков
― А ты так не думаешь?
А. Лазарчук
― Нет.
Д. Быков
― А вообще твоё отношение к нему какое?
А. Лазарчук
― Как тебе сказать...
Д. Быков
― Писатель он, наверное, не очень хороший.
А. Лазарчук
― «Вышел зайчик пострелять». Вот.
Д. Быков
― Суров ты, Андрюха! (Смех.)
Я возвращаюсь по воле публики к литературным вопросам. «Жалеете ли вы об отходе Алексея Иванова от фантастики?» Имеются в виду, видимо, его ранние сочинения.
А. Лазарчук
― Мне не нравилась его фантастика, а мне как раз нравятся его реалистические произведения.
Д. Быков
― То есть «Географ [глобус пропил]»?
А. Лазарчук
― «Географ», «Золото бунта».
Д. Быков
― А мне казалось, что «Земля-Сортировочная» — это такая прелесть!
А. Лазарчук
― А мне не понравилась. Я ещё тогда, когда я её читал на Семинаре [Бориса Стругацкого], она мне что-то не пошла совершенно. Не знаю почему.
Д. Быков
― «Что вы думаете о позднем творчестве Сергея Лукьяненко?» — спрашивает Василиса. Привет вам, Василиса!
А. Лазарчук
― Так, Сергей Васильевич, если ты меня слушаешь, ты знаешь, что я к тебе как к человеку отношусь хорошо, но я тебя не читал и...
Д. Быков
― «И читать не буду!» (Смех.) Андрюха, а ты много читаешь коллег вообще?
А. Лазарчук
― Мало. Я читаю мало коллег.
Д. Быков
― Тебе это мешает просто?
А. Лазарчук
― Мне это не мешает. Мне это просто не очень интересно.
Д. Быков
― Очень интересный вопрос от Артура... Это я уже из своей почты зачитываю. Напоминаю: dmibykov@yandex.ru. «Что предопределяет отношение человека к фантастике? Почему один писатель становится фантастом, а другой — реалистом?»
А. Лазарчук
― Хороший вопрос, на который можно дать массу ответов, и ни один из них не будет правильным.
Д. Быков
― Ну расскажи про себя.
А. Лазарчук
― Вообще-то, поскольку я писал и то, и другое, то... Я полагаю, что фантастика задумывалась когда-то как просто приём остранения — то есть придание действительности каких-то необычных черт, которые делали бы её чуть более переносимой, с одной стороны, а с другой — чуть более понятной. Потому что затёртость образов приводит к тому, что ты перестаёшь понимать, перестаёшь воспринимать картину. Фантастика привносила во всё это какие-то специфические черты, которые позволяли более внимательно вглядеться в реальность. А потом, когда это стало жанром массовой литературы, там пошла совершенно другая пьянка. Это как раз то, что меня интересует значительно меньше.
Д. Быков
― Очень интересное не письмо, а вопль такой от Николая Пронина. Привет вам, Николай! Ну, я озвучиваю, потому что вы полностью подписались. «Допредсказывался Лазарчук в «Опоздавших к лету»!»
А. Лазарчук
― Ну, извините.
Д. Быков
― Нет, я не про то. Я про то, что действительно идея войны носилась в воздухе. Ты помнишь, что Переслегин написал, что «большая война просматривается на всех путях»?
А. Лазарчук
― Да, носилась в воздухе.
Д. Быков
― Как ты можешь это объяснить? Почему это?
А. Лазарчук
― Потому что, видимо, периодически происходит в человечестве такое движение: либо к самосокращению, либо к смене парадигмы существования.
Д. Быков
― И без войны это никак?
А. Лазарчук
― Да, поскольку война полностью размягчает план бытия, она делает его очень пластичным.
Д. Быков
― Меняемым.
А. Лазарчук
― Меняемым. Пока не придумали, как это сделать без войны.
Д. Быков
― А можно сказать, какие предвестия ты видел, когда писал «Опоздавших»? Это же начало девяностых, насколько я помню?
А. Лазарчук
― Нет, это с 1984 года, с 1982-го даже.
Д. Быков
― Господи, так ты же был дитя!
А. Лазарчук
― Ну да.
Д. Быков
― Сколько тебе было? 25 лет?
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― И что тебя к этому сподвигло? Афган? Другие вещи?
А. Лазарчук
― Нет, Афгана ещё не было... Нет, Афган уже был.
Д. Быков
― А что?
А. Лазарчук
― Вот носилось в воздухе, это как-то снималось.
Д. Быков
― Очень интересный вопрос от Елены: «Дорогой Андрей, надеюсь, вы не принадлежите к секте поклонников «Звёздных войн». Что ты можешь сказать?
А. Лазарчук
― Я смотрел одну серию давно.
Д. Быков
― Какую?
А. Лазарчук
― «Империя наносит ответный удар».
Д. Быков
― И что?
А. Лазарчук
― Вообще ничего не помню.
Д. Быков
― То есть это на тебя не произвело впечатления?
А. Лазарчук
― Нет.
Д. Быков
― А чем ты можешь объяснить культовость данной картины?
А. Лазарчук
― Ничем. Не знаю. Я её не видел, поэтому объяснить не могу. Вообще, как правило, культовыми становятся вещи совершенно...
Д. Быков
― Примитивные.
А. Лазарчук
― Скажем так, комиксовые, которые работают на чистых архетипах, причём простейших.
Д. Быков
― Очень антропные такие.
А. Лазарчук
― Да. И понятные огромному количеству людей, и запоминающиеся. В «Звёздных войнах» были запоминающиеся моменты. Мне помнится этот огромный «дромадер» металлический, которому истребитель запутывает леской ноги.
Д. Быков
― Это классическая схема! (Смех.)
А. Лазарчук
― Это была шикарная картина. По-моему, что-то ещё. И, пожалуй, я не помню больше ничего.
Д. Быков
― Вопрос Юрия: «Чем вы можете объяснить славу Толкина? Как относитесь к нему?»
А. Лазарчук
― Я к Толкину отношусь плохо, а славу его поясняю тем же самым, чем объяснил сейчас...
Д. Быков
― А почему ты плохо к нему относишься? Я тоже плохо.
А. Лазарчук
― Потому что он фашист.
Д. Быков
― Ну ладно! Объясни. Он же антифашист, вообще-то.
А. Лазарчук
― Вообще-то — нет.
Д. Быков
― Как говорил Умберто Эко: «Нет больших фашистов, чем антифашисты». (Смех.) Тем не менее, скажи.
А. Лазарчук
― Ну да. Скажем, на словах он, может быть, что-то и произносил... Хотя его фраза «Мы, — люди, — воюем с орками против орков» относилась и к немцам, и к нам, то есть он выделил, вычленил из человечества. Ну, это у британцев, в общем-то, распространено.
Д. Быков
― Ещё скажи «англосаксов».
А. Лазарчук
― Нет, я не люблю слово «англосаксы».
Д. Быков
― Я тоже не люблю. Это первый признак «невминосов».
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Денис спрашивает: «Читали ли вы книгу Анара «Контакт»? Нравится ли они вам?» Если вы интересуетесь ещё и моим мнением, Денис, то мне очень нравится.
А. Лазарчук
― Как?
Д. Быков
― Был такой (и есть такой) азербайджанский писатель Анар, и у него была фантастическая повесть «Контакт». Ты её не читал?
А. Лазарчук
― Я про неё что-то слышал, но у меня ещё просто руки не дошли.
Д. Быков
― Мне она чрезвычайно нравится.
А. Лазарчук
― А, да-да-да, знаю!
Д. Быков
― Помнишь, где машина с двумя рулями?
А. Лазарчук
― Я не читал, а я просто помню, что мне её надо прочитать, она у меня лежит в списке ещё не прочитанного.
Д. Быков
― «Дорогой Андрей, во время гражданской вы были бы за красных или за белых? Вадим, Самара».
А. Лазарчук
― За белых.
Д. Быков
― Почему?
А. Лазарчук
― По традиции. У меня все были за белых. (Смех.)
Д. Быков
― Ну-ка, ну-ка, вот с этого момента поподробнее. Я не знаю твою родословную.
А. Лазарчук
― У меня оба деда воевали за белых: один — в Кубанской армии, а другой — у Колчака.
Д. Быков
― А как по-твоему, почему они это делали? Неужели не соблазнительнее было бы поверить в утопию?
А. Лазарчук
― Видимо, они разглядели в этой утопии все её характерные черты.
Д. Быков
― Ты согласен с мнением Роднянской, что утопия — это отказ от исторического усилия... то есть антиутопия — это отказ от исторического усилия, и что без утопий не живёт литература?
А. Лазарчук
― Согласен. Потому что — ну а как иначе?
Д. Быков
― И красная утопия тебя не привлекает?
А. Лазарчук
― Поскольку мы все сильны послезнанием, то всё это легко объяснить. Как бы я себя чувствовал, не зная неизбежного будущего, — я не могу сказать, я не знаю этого. Но подозреваю, что в силу некоторых особенностей характера я бы предпочёл, наверное, традицию.
Д. Быков
― Многие спрашивают, и я от себя спрошу: почему не получилось мощного нового поколения фантастов, сравнимого с Семинаром Стругацкого?
А. Лазарчук
― Потому что фантастика стала развлекательным жанром. Всё.
Д. Быков
― А она разве не была им когда-то?
А. Лазарчук
― Нет, она была достаточно серьёзным, тяжёлым, берущим на себя какую-то непосильную роль. Это были поздние восьмидесятые — девяностые. Но уже в девяностых началось это раздувание развлекательной части, и сейчас это чисто развлекаловка: стрелялки, ходилки...
Д. Быков
― Вопрос Ильи: «Ваше отношение к циклу «S.T.A.L.K.E.R.»?» Имеются в виду эти все зоновские дела.
А. Лазарчук
― Это компьютерная игра, которая перенесена на страницы. Я и сам поучаствовал [«Спираль»], и Мишка поучаствовал [«Остальное — судьба»]. Ну, это просто было от безделья, что ли.
Д. Быков
― Я понимаю, но вот мнение Лукьяненко, что мы живём в постмире, оно объясняет популярность этого.
А. Лазарчук
― В постмире?
Д. Быков
― В постмире. Действительно это мир Зоны, мир катастрофы: что-то случилось, а мы ходим за хабаром...
А. Лазарчук
― Господи боже мой! Это постоянное состояние мира. Почему только мы живём? Все предыдущие поколения жили в мире-катастрофе. Никогда не было... Даже предкатастрофы-то я не припомню.
Д. Быков
― Очень хороший вопрос: «Скоро день рождения Ленина. Что вы о нём думаете?» Мы о нём не думаем! (Смех.) Нет, думаем. Куда же мы денемся? Конечно, мы думаем.
А. Лазарчук
― Всё, что я думал, я написал.
Д. Быков
― Где?
А. Лазарчук
― В «Мумии».
Д. Быков
― А что это такое, расскажи?
А. Лазарчук
― «Мумия» — это такой рассказ.
Д. Быков
― Где? Когда?
А. Лазарчук
― Давным-давно, ещё в 1990 году. А ты что, не читал?
Д. Быков
― Нет. Расскажи.
А. Лазарчук
― Ёшкин кот!
Д. Быков
― Ну расскажи, про что рассказ-то.
А. Лазарчук
― Про то, как Ленин жив.
Д. Быков
― Живее он всех живых, или всё же чуть-чуть...
А. Лазарчук
― Да-да-да. Всё, я тебе пришлю это. Это надо читать. Ты недостаточно напуган, видимо.
Д. Быков
― «Верите ли вы в существование вашей бессмертной души после смерти?»
А. Лазарчук
― Нет.
Д. Быков
― Почему?
А. Лазарчук
― Не знаю.
Д. Быков
― То есть тебе не хотелось бы, или ты не веришь?
А. Лазарчук
― Я просто не верю.
Д. Быков
― «Почему в России так мало женщин-фантастов уровня Урсулы Ле Гуин?» И вообще почему мало женщин-фантастов? Скажи как муж женщины-фантаста.
А. Лазарчук
― А я бы не сказал, что мало.
Д. Быков
― Кроме Трускиновской и Громовой, кого мы можем назвать?
А. Лазарчук
― Нет, можем набрать, конечно, но дело в том, что был задан вопрос — уровня Ле Гуин. А Ле Гуин — это действительно уровень.
Д. Быков
― Уровень, да.
А. Лазарчук
― И мужчин-фантастов уровня Ле Гуин у нас...
Д. Быков
― Не так много.
А. Лазарчук
― Не так много, да.
Д. Быков
― А кто эти две девушки, я забыл, которые в соавторстве получили за какой-то роман недавно? Что-то про зеркала... Забыл.
А. Лазарчук
― Да-да-да. Ну, они ещё молоденькие.
Д. Быков
― Короче, оба мы не помним.
А. Лазарчук
― Да, оба мы не помним.
Д. Быков
― «Что вы можете сказать о современной позиции Бориса Стругацкого, если бы он был жив?»
А. Лазарчук
― Я думаю, что он бы не изменил своих предыдущих мнений о происходящем, вряд ли бы у него были какие-то революционные изменения в сознании.
Д. Быков
― Вот очень интересный вопрос: «Что хотели Стругацкие сказать повестью «Малыш»?» «Малыш» действительно стоит наособицу.
А. Лазарчук
― Абсолютно.
Д. Быков
― Ну а почему? И что ты можешь о нём сказать?
А. Лазарчук
― «Малыш» — повесть о непостижимом и о невозможности правильного выбора.
Д. Быков
― А в чём там непостижимость?
А. Лазарчук
― Непостижимость Малыша, собственно говоря, и невозможность правильного выбора, потому что какой выбор ни делают взрослые герои, он обязательно будет неправильный.
Д. Быков
― И ведёт к худшему.
А. Лазарчук
― И ведёт к худшему, да.
Д. Быков
― То есть любое воспитание невозможно, потому что мы не знаем, откуда ребёнок пришёл.
А. Лазарчук
― Это не воспитание. Собственно говоря, воспитан-то он уже, то есть это мальчик, который аватар некой сверхмогущественной цивилизации.
Д. Быков
― Но при этом он человек.
А. Лазарчук
― Но при этом он человек. С другой стороны, если бы они развили эту тему, то было бы, конечно...
Д. Быков
― Отдельное направление Полудня.
А. Лазарчук
― Отдельное направление, да.
Д. Быков
― Может, это поразвивать, кстати? Могла бы быть интересная идея.
А. Лазарчук
― Да, могла бы быть.
Д. Быков
― «Андрей, нравятся ли вам компьютерные игры? Во что вы играете?»
А. Лазарчук
― Не нравятся. Ни во что не играю.
Д. Быков
― Что, и в «Сапёра» не играешь?
А. Лазарчук
― Нет. (Смех.)
Д. Быков
― А я довольно часто. Просьба к Лазарчуку посидеть ещё. Лазарчук посидит, конечно, но вы спрашивайте его не только про литературу, он довольно интересный человек. Я тебя спрошу. Как по-твоему, чем можно сейчас помогать так называемому Русскому миру, ну, условно говоря — Донецку?
А. Лазарчук
― В первую очередь надо спрашивать: «Вот чем мы вам можем помочь?» — задавать прямой вопрос. Там будут раздаваться самые разные ответы, причём некоторые достаточно некомплементарные для нас. Главное — это именно узнавать, узнавать и узнавать, потому что это уже сложившаяся культура.
Д. Быков
― А тебе не кажется (вот многие говорят), что это бандитская культура?
А. Лазарчук
― Нет конечно.
Д. Быков
― А почему у неё такой имидж, такой образ?
А. Лазарчук
― Извини, во время войны военная пропаганда противника обязательно...
Д. Быков
― А кто люди, которые туда едут?
А. Лазарчук
― Туда едут разные люди. Как тебе сказать...
Д. Быков
― Лазарчук всегда делает долгие паузы.
А. Лазарчук
― Понимаешь, если бы не мои проблемы с... Ну, не буду рассказывать.
Д. Быков
― Не будем говорить с чем, да.
А. Лазарчук
― То я бы и сам поехал.
Д. Быков
― А, ты имеешь в виду всё-таки проблемы с глазами?
А. Лазарчук
― С глазами, да.
Д. Быков
― Ты бы поехал?
А. Лазарчук
― Конечно. То есть я понимаю, что в окопе мне делать нечего, но так...
Д. Быков
― Нет, ты стреляешь-то хорошо, но вопрос: зачем тебе стрелять?
А. Лазарчук
― С этими глазами я уже не так.
Д. Быков
― Подожди, Андрей, хорошо ли тебе стрелять, нужно ли это тебе?
А. Лазарчук
― Иногда нужно.
Д. Быков
― Объясни.
А. Лазарчук
― Не знаю, не могу объяснить. Вот это то необъяснимое внутри, которое, в общем, делает нас людями.
Д. Быков
― Нет, Геннадьевич, ты писатель, тебе положено...
А. Лазарчук
― Я тогда должен книжку написать, чтобы объяснить.
Д. Быков
― Это могла бы быть неплохая книжка. Вот такие персонажи, как Моторола, какие вызывают у тебя чувства? Это может быть потенциально герой книги?
А. Лазарчук
― Я его не знаю, к сожалению.
Д. Быков
― Но кого-то ты знаешь?
А. Лазарчук
― О, да! Наверное, персонаж был бы очень колоритный.
Д. Быков
― Знаешь, колоритный — это не значит хороший.
А. Лазарчук
― Нет, естественно. Где-то даже эпический, я бы сказал.
Д. Быков
― В значении «эпическая сила», да?
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Если я правильно понимаю, мы должны сделать паузу. Лазарчук, ты можешь посидеть ещё 20 минут?
А. Лазарчук
― Да легко.
Д. Быков
― Хорошо, продолжим.
РЕКЛАМА
Д. Быков
― Привет, полуночнички! По бесчисленным просьбам остаётся Андрей Лазарчук — прославленный фантаст, многократный лауреат всех возможных фантастических премий; как говаривал Миша Успенский, «двадцать килограммов странника и семь погонных метров меча» [премии «Странник» и «Меч в камне»].
Тут целая серия гневных вопросов: «Каким образом убийство может позволить стать человеком? Почему польза убийства в войне?» Даже Катя пишет: «Вы врач. Как вы можете такое говорить?» А ты врач?
А. Лазарчук
― Ну да.
Д. Быков
― Ты фельдшер или врач?
А. Лазарчук
― Нет, врач.
Д. Быков
― А, ты врач. Вот каким образом вы, врач, можете...
А. Лазарчук
― На войне, в общем, достаточно часто убивают.
Д. Быков
― Так зачем это надо?
А. Лазарчук
― Зачем нужна война? Мы уже говорили.
Д. Быков
― Я понимаю, что это делает пластичным план бытия.
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Но почему это нужно было в Украине, ты объясни?
А. Лазарчук
― Зачем они это затеяли? Опять же повторю, что план переворота, который был создан давно... Собственно говоря, народная революция, ведущую роль в которой сыграли два предыдущих директора СБУ, один из которых снова сел в это кресло, а другой стал исполняющим обязанности президента, — согласись, это довольно странная народная революция. Им необходимо было затеять именно войну с Россией для того, чтобы эта власть была признана Западом.
Д. Быков
― Только для этого?
А. Лазарчук
― Только для этого.
Д. Быков
― Ох, Андрюха, вот как бессмыслен любой спор на эту тему!
А. Лазарчук
― Абсолютно.
Д. Быков
― Вопрос от Сергея из Донецка: «Согласны ли вы, что Достоевский — первый русский фашист?»
А. Лазарчук
― Хм, хороший вопрос.
Д. Быков
― А из Донецка вообще хорошие вопросы.
А. Лазарчук
― Тогда не первый всё-таки, но очень такой колоритный. Тогда мы просто должны определиться с понятием «фашизм», взять его, так сказать, в неэмоциональном плане, рассмотреть подробности. Да, можно согласиться с этим.
Д. Быков
― Вопрос Олега: «Что такое Русский мир?»
А. Лазарчук
― Каждый вкладывает в это...
Д. Быков
― Спрашивают, что ты вкладываешь.
А. Лазарчук
― Я ничего не вкладываю. Я не употребляю это выражение.
Д. Быков
― Почему не употребляешь, интересно?
А. Лазарчук
― Не знаю. Потому что оно...
Д. Быков
― Оно ненаучное.
А. Лазарчук
― Оно у меня не вызывает никакого отклика. Я не понимаю, что это такое.
Д. Быков
― «Что принципиально нового вы ожидаете от ближайших 20 лет: а) в плане литературы; б) в плане технологий? Станут ли люди бессмертными и превратятся ли в киборгов?»
А. Лазарчук
― Ничего невозможного в этом нет, я так скажу.
Д. Быков
― Это хорошо, если это будет?
А. Лазарчук
― Ну, это будет иначе просто. Вряд ли это можно...
Д. Быков
― Интерпретировать в терминах «хорошо/плохо».
А. Лазарчук
― То, что историческое событие произошло 12 апреля, ты уже в курсе, да?
Д. Быков
― Нет.
А. Лазарчук
― Начали разрабатывать первую звёздную экспедицию.
Д. Быков
― Ты шутишь, что ли?
А. Лазарчук
― Нет.
Д. Быков
― А что это такое, расскажи? Наши начали разрабатывать?
А. Лазарчук
― Нет, это Хокинг и примкнувший к нему... [Мильнер]
Д. Быков
― А, Хокинг. Они начали разрабатывать в каком плане?
А. Лазарчук
― В практическом.
Д. Быков
― Бабки собирать, что ли?
А. Лазарчук
― Сначала собрать бабки (хотя уже 100 миллионов вложили) и начать производство нанокорабликов.
Д. Быков
― Как нано? Вот такусеньких, что ли?
А. Лазарчук
― Вот такусеньких. Которые будут с солнечными парусами, вернее... солнечными — это неправильно называть, со световыми парусами, которые будут разгоняться лазерным лучом.
Д. Быков
― А, понятно. А люди?
А. Лазарчук
― Подожди. Это автоматы. Люди, как ты понимаешь, к звёздам не полетят. Вот в таком виде, в каком мы существуем, мы никуда переместиться далеко не сможем. Я даже ставлю под сомнение возможность марсианской экспедиции. Ну, слишком велики даже не риски, а просто вредоносные факторы.
Д. Быков
― То есть, по всей вероятности, фильм «Марсианин» тебя тоже не вдохновляет?
А. Лазарчук
― Понимаешь, это такая лапша.
Д. Быков
― Голимая лапша! (Смех.)
А. Лазарчук
― Вот два фильма, от которых что-то народ прётся, — от «Гравитации» и от «Марсианина». Люди в школу не ходили, которые их ставили.
Д. Быков
― Да какая разница? Зрелищно!
А. Лазарчук
― Ну, зрелищно — и всё.
Д. Быков
― Лучшая рецензия на фильм «Гравитация» называлась «не разжимая булок». (Смех.) Нужно сказать, что я просидел действительно весь фильм в страшном напряжении! И Буллок сыграла, в общем, неплохо.
«Господин Лазарчук, неужели вы считаете, что историческую справедливость должен устанавливать тот, кто сильнее?» Good question, кстати, от Серёжи. Из Украины пришёл вопрос, естественно.
А. Лазарчук
― Если он имеет в виду США...
Д. Быков
― Нет, он имеет в виду всех вообще.
А. Лазарчук
― Скажем так: слабаки действительно историческую справедливость не устанавливают никогда.
Д. Быков
― То есть историю пишут сильные?
А. Лазарчук
― Историю пишут сильные.
Д. Быков
― Очень много вопросов: «Каким вы видите будущее России?»
А. Лазарчук
― Скажем так: с понедельника по пятницу у меня изменяется несколько картин. В понедельник — очень тяжёлая, а в пятницу — ну, так...
Д. Быков
― Андрюха, расскажи, что ты видишь в субботу? «Суббота — лучший день недели», потому что ещё воскресенье впереди. Расскажи. Хочется оптимизма!
А. Лазарчук
― Скажем так: всё будет хорошо. Я узнавал.
|
Роман
Участник
|
# Дата: 24 Авг 2016 23:22 - Поправил: Роман
Ответить
Д. Быков
― Ну ты хоть расскажи, как оно будет хорошо. Это же очень важный вопрос. Хорошо — это так же растяжимо, как и...
А. Лазарчук
― Ладно. Будущее на сколько? Будущее ближайшее?
Д. Быков
― 20 лет меня интересуют.
А. Лазарчук
― 20 лет? Да ты дольше проживёшь.
Д. Быков
― Да я проживу гораздо дольше! Вопрос, так сказать, надо ли мне это?
А. Лазарчук
― Вообще надо. Почему? С другой стороны, я так часто пролетал с прогнозами, потому что был излишне оптимистичен, так что не буду давать их. Нет, не буду. А то опять скажут, что накаркал. Ничего сверхплохого и ничего сверххорошего, конечно, не будет.
Д. Быков
― То есть всё будет так же?
А. Лазарчук
― Так же, но иначе.
Д. Быков
― Тут очень хороший вопрос: есть ли какое-то взаимное влияние твоего романа «Все, способные держать оружие...» и повести Сорокина «Месяц в Дахау»?
А. Лазарчук
― Вопрос: кто такой Сорокин?
Д. Быков
― Владимир Сорокин! Это тот Сорокин, который...
А. Лазарчук
― Я не читал из Владимира Сорокина, по-моему, вообще ничего.
Д. Быков
― Страшное огорчение! Представляешь, если окажется, что и он тебя не читал? Значит, великие умы случайно совпали, вот такое бывает.
«Вопрос к вам как к сибиряку: что вы думаете об Александре Вампилове?»
А. Лазарчук
― По-моему, совершенно недооценённый и недопоставленный драматург.
Д. Быков
― А чем он для тебя так значим?
А. Лазарчук
― Да чёрт его знает. Знаешь, по-моему, только со стихами так бывает: читаешь — и мурашки по коже. И с единственным драматургом было это — с Вампиловым.
Д. Быков
― А что ты у него любишь больше всего?
А. Лазарчук
― Любишь, не любишь, а ценишь, наверное, «Утиную охоту».
Д. Быков
― А ты можешь объяснить мне, что ты там ценишь?
А. Лазарчук
― Не знаю! Нет, не могу.
Д. Быков
― Меня бесит эта пьеса!
А. Лазарчук
― Вот!
Д. Быков
― Тебя тоже, да?
А. Лазарчук
― Она не то чтобы бесит, а выводит из равновесия, выводит из себя, но оторваться не можешь.
Д. Быков
― Но ведь герой омерзительный.
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― А пьеса хорошая.
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Я очень люблю «Прошлым летом в Чулимске».
А. Лазарчук
― Это попроще.
Д. Быков
― Попроще, да. Ну, я вообще малый простой. «Утиная охота» — видимо, лучшее его произведение? Ну, если не считать «Двадцать минут с ангелом».
А. Лазарчук
― А это вообще практически неизвестная вещь.
Д. Быков
― А очень хорошая. Ну, это из «Провинциальных анекдотов», вторая часть. А почему так сложилась его судьба, что он сегодня и недооценён, и недопонят? Это что, только сибирский генезис его так сработал?
А. Лазарчук
― Нет, Дима, по-моему, он просто не в струе ни тогда был, ни сейчас.
Д. Быков
― «Ваше отношение к фантастике Алексея Н. Толстого?» Ну, прежде всего имеется в виду...
А. Лазарчук
― Наверное, «Аэлита» и...
Д. Быков
― И «Союз пяти», конечно.
А. Лазарчук
― «Гиперболоид [инженера Гарина]» и «Союз пяти». У меня есть просто давняя заветная мечта — написать сценарий блокбастера, который бы соединял все эти три произведения в одно. Тем более что они, в общем-то, и есть одно произведение, все происходит в одном вымышленном мире.
Д. Быков
― В мире такой Европы.
А. Лазарчук
― Ну да. Вот единый мир для всех этих трёх вещей. Так что я отношусь очень хорошо.
Д. Быков
― «Если вам так нравится белая идея, — спрашивает Александр, — что вы думаете об «Острове Крыме»?»
А. Лазарчук
― Три четверти роман был очень хорош, а последнюю четверть он [Аксёнов] просто начал выдумывать. Когда писатель начинает выдумывать, а не идёт за пером, то она и оказалась провальной.
Д. Быков
― «Что вы думаете о творчестве Леонида Каганова?»
А. Лазарчук
― Из того, что я читал (я не могу сказать, что я читал всё), мне практически всё нравится.
Д. Быков
― И мне нравится. И обрати внимание, что твои убеждения совершенно противоположны кагановским, но...
А. Лазарчук
― Да, мы с ним ругаемся постоянно.
Д. Быков
― Но взаимная любовь, так сказать, не ржавеет. Ты мне можешь объяснить, почему в среде фантастов всё-таки отношения лучше, чем в среде нефантастов?
А. Лазарчук
― Потому что они ненормальные все.
Д. Быков
― Пацаны, как говорит Лукин, да?
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Вопрос Игоря: «Чем объяснить славу и награждённость Лукина?» Очень многим людям вообще не понятно, что за феномен Евгений Лукин; почему все фантасты встают при его появлении, а большинство нефантастов о нём не знает.
А. Лазарчук
― Знаешь, это ведь действительно очень непонятная вещь для меня тоже, хотя я всегда страшно рад... Может, потому, что он так радуется этому? Поэтому ему с удовольствием...
Д. Быков
― Нет, Лукин — настоящий писатель.
А. Лазарчук
― Да, безусловно, настоящий писатель, настоящий поэт, он прекрасный исполнитель.
Д. Быков
― Да, он и песни неплохо поёт. Я помню, что я по-настоящему его оценил после «Катали мы ваше солнце». Прелестное произведение! И очень мне нравится «Работа по специальности». Вот что ты хочешь, но «Работа по специальности» — отличный роман! Кстати, тут спрашивал человек с пневмонией. Достаньте «Работу по специальности» Лукина или «Бытие наше дырчатое» — и вся пневмония из вас вылетит, как из Лимонова она вылетела после стакана денатурата в известном его рассказе. Ну, это такой стакан денатурата.
Кстати, тут очень много вопросов: «Как вы относитесь к творчеству Лимонова?»
А. Лазарчук
― К раннему — хорошему. К позднему — плохо. Вот и всё, что могу сказать. (Смех.)
Д. Быков
― Интересный вопрос: «Андрей, вам за шестьдесят...» Вам за шестьдесят?
А. Лазарчук
― Нет, мне до шестьдесят.
Д. Быков
― До шестьдесят. «Можете ли вы оценить, что делает возраст с писателем: умнеем ли мы — или наоборот?» Видимо, вопрос от писателя («умнеем ли мы?»).
А. Лазарчук
― Думаю, что мы не умнеем, это совершенно точно. Мы набираемся опыта, но вряд ли наши умственные способности от этого возрастают. Нет, не умнеем, точно.
Д. Быков
― «Что вы думаете о романе Гессе «Степной волк»?»
А. Лазарчук
― Я его давно читал с большим удовольствием, но сейчас я о нём уже не думаю.
Д. Быков
― Ну, детский роман абсолютно.
А. Лазарчук
― Да. Он уже закрылся как-то большим пластом последователей в этом направлении.
Д. Быков
― Да и жизнь стала, знаешь, настолько сложной, что уже как-то недо Волка с его страданиями.
А. Лазарчук
― Да. А так — очень прекрасный и милый роман. У Гессе вообще, по-моему, плохих вещей нет.
Д. Быков
― Ну, «Паломничество [в Страну Востока]» мне скучно было читать, честно скажу. Ну, это ладно.
«Почему у фантастов нет хороших критиков»? Ну, можно сказать, что есть, в принципе.
А. Лазарчук
― А кто?
Д. Быков
― Кроме Романа Арбитмана, к которому мы сложно относимся, я думаю, трудно кого-то назвать.
А. Лазарчук
― Да вообще нет — ни хороших, ни плохих, мне кажется.
Д. Быков
― «Читали ли вы книгу Прашкевича о Леме? Если да, то что скажете?»
А. Лазарчук
― Это отличная книга.
Д. Быков
― Отличная?
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Мне тоже показалось, что книга отличная, хотя Лем там вышел неприятный.
А. Лазарчук
― А Лем и был неприятный.
Д. Быков
― А какой был Лем?
А. Лазарчук
― Он был неприятный, он был высокомерный, он ненавидел человечество. При этом он гениальный писатель.
Д. Быков
― Писатель гениальный. А что ты любишь больше всего? Я — «Расследование». А ты?
А. Лазарчук
― А я, будешь смеяться, «Насморк».
Д. Быков
― Ну, это почти то же самое. А ты тоже считаешь, что мир состоит из непонятного?
А. Лазарчук
― И «Глас Божий».
Д. Быков
― Вот «Глас Божий» — совершенно отличная вещь! И заметь, что она не скучная.
А. Лазарчук
― Как-то я не помню, чтобы у него были скучные вещи.
Д. Быков
― Нет, через «Голема» продраться совершенно невозможно!
А. Лазарчук
― Хотя можно!
Д. Быков
― Хотя можно. (Смех.)
Тут, кстати, сразу прилетел вопрос от того же автора: «Как вы относитесь к проблеме «Маски»?» Ну, имеется в виду повесть «Маска». Может ли система перепрограммировать себя?
А. Лазарчук
― Человек поставил вопрос, на который сам не знает ответа. Я как читатель понял проблему, но ответа я тоже не знаю.
Д. Быков
― Но ты можешь себя перепрограммировать, как тебя кажется?
А. Лазарчук
― Нет конечно.
Д. Быков
― Вопрос от Инны: «Почему так мало фантастики о любви?» (Смех.) Это очень женский, прелестный вопрос! Инна, я не издеваюсь, клянусь вам!
А. Лазарчук
― Мало фантастики о любви, наверное, потому, что любовь — сама по себе фантастика, и это отдельный жанр. Любовные романы фантастичны от и до.
Д. Быков
― Вот уточняет: «Если Россия слабее США, вы смиритесь с несправедливостью?»
А. Лазарчук
― Нет, я пойду партизанить.
Д. Быков
― Ну, как Кандид, пойдёшь ловить мертвяков.
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Кстати, ты можешь объяснить (это уже от меня вопрос), почему Стругацкие из всех своих текстов больше всего любили «Улитку [на склоне]»?
А. Лазарчук
― Наверное, потому, почему и я.
Д. Быков
― А ты почему?
А. Лазарчук
― Очень глубокая вещь. Они сумели подпрыгнуть выше макушки, сами того не ожидая, потому что они же начали делать из развлекухи совершеннейшей — и вдруг у них получился гениальный текст, который они сами не поняли.
Д. Быков
― Ну, «Беспокойство», первый вариант, — тоже неплохой, кстати.
А. Лазарчук
― Да, я и говорю. Но это развлекуха совершеннейшая, согласись.
Д. Быков
― Ну да, конечно. А чем ты можешь объяснить, что Лес не меняется, а Институт всё-таки изменился? Сегодняшняя российская власть — это ведь не Институт, нет?
А. Лазарчук
― Там же нет таких привязок конкретных. Современная российская власть — нет, это не Институт.
Д. Быков
― Это скорее хоздвор этого Института, если уж на то пошло. Ну, или какая-то...
А. Лазарчук
― Биостанция, я бы сказал.
Д. Быков
― Биостанция! А Лес остался прежним.
А. Лазарчук
― А Лес остался прежним, потому что Лес — он и есть то, в чём мы живём, не видя его; это то, что определяет структуру нашего мироздания.
Д. Быков
― Ну, Лес — это будущее, как они говорят.
А. Лазарчук
― Они сказали, что будущее, но они упростили этим резко, потому что Лес — это не только будущее и не совсем будущее, необязательно будущее. Лес — это нечто данное нам на расстоянии вытянутой руки...
Д. Быков
― Но не понимаемое нами.
А. Лазарчук
― И абсолютно непостижимое.
Д. Быков
― Ты помнишь... Нет, ты не помнишь, наверное. Мне когда-то сказал Рыбаков: «Мы ждали жриц партеногенеза, а пришли партайгеноссе». (Смех.) Очень интересная формула, по-моему.
Совершенно неизбежные вопросы, достаточно часто задаваемые: «Как вы понимаете финал «Града обреченного»?» Ну, все задают этот вопрос.
А. Лазарчук
― К сожалению, это не финал, а это просто оборвали, потому что надоело писать, я так думаю.
Д. Быков
― А то, что он выстрелил в себя и после этого [оказывается в точке отбытия]?
А. Лазарчук
― Это простой ход, в общем, напрашивающийся сразу, примитивный, резко снижающий накал вообще всего этого произведения.
Д. Быков
― А про что «Град обреченный» вот для тебя? Я не считаю его лучшей вещью, но она очень важная.
А. Лазарчук
― Очень важная вещь. Про сопротивление очевидным обстоятельствам.
Д. Быков
― То есть эксперимент есть эксперимент, но сопротивляться надо, тем не менее?
А. Лазарчук
― Да. Про соблазн постоянный опять же.
Д. Быков
― Знаешь, что мешает, как мне кажется? Красное Здание мешает.
А. Лазарчук
― Это просто втиснуто, действительно незачем. Возник образ, понравился — вставили.
Д. Быков
― Последний вопрос этого часа...
А. Лазарчук
― Я из Красного Здания только не могу забыть, кто там мог кричать...
Д. Быков
― «И аняняс!»? Ленин, конечно. «Наденька, рюмку кюгасо и аняняс!» (Смех.) Вот это мы помним.
Последний вопрос: «Что вам надо, чтобы хорошо писать?» В смысле — что тебя стимулирует?
А. Лазарчук
― Нужно поймать хорошую идею.
Д. Быков
― А что для этого надо? Курить, пить, я не знаю, любовь?
А. Лазарчук
― Да нет, знаешь, всё идёт в дело, всё в топку, всё на продажу. Ну, за хорошую идею и убить можно в конце концов.
Д. Быков
― Ты изящно закольцевал! Тут, кстати, пишут из Красноярска: «Мы ваши читатели. Андрей, вы неплохо выглядите».
А. Лазарчук
― Спасибо.
Д. Быков
― Могу и вам это сказать. Спасибо. С нами был Андрей Лазарчук. А мы продолжим, ещё час у нас с вами на общение. Спасибо.
НОВОСТИ
Д. Быков
― Мы продолжаем разговор в программе «Один». Дружный вой: «Верните Лазарчука!» Ребята, ну что же я сделаю? Лазарчук ушёл домой. Слоники устали. Ну, если его удастся вернуть, то, может быть, попробуем.
Пришла масса вопросов фантастических, фаны дружно подключились. Привет, спасибо, очень рад.
«Что вы думаете о фильме «Космическая одиссея [2001 года]»?» Считаю, что это лучший научно-фантастический фильм когда-либо снятый, наряду с «Солярисом» Тарковского. Впрочем, я думаю, он находился, конечно, под сильным влиянием, я имею в виду — Тарковский под сильным влиянием Кубрика, и это совершенно очевидно.
«Что вы можете сказать о современном состоянии фантастического кинематографа?» Мне кажется, что пока он идейно, теоретически, литературно очень сильно отстаёт от своих технических возможностей, и таких фильмов, как «Солярис», и таких книг, как «Солярис», не появляется уже очень давно.
«Случайна ли дата рождения Переца в «Улитке на склоне — 5 марта?» Нет, конечно, не случайна, абсолютно не случайна, а вполне закономерна. Кто помнит, что такое 5 марта, — по-моему, совершенно очевидно [дата смерти Сталина].
Оля из Москвы: «Слушаю ваш эфир и поражаюсь совпадению — как раз хотела спросить о «Малыше». Не кажется ли вам, что там описана как раз цивилизация люденов, причём странники поставили запрет на общение с ними. По отношению к Малышу они не вполне людены — они сделали из него такого же людена, но это сделало его уязвимым по отношению к сородичам. И ещё не факт, что это благо для него».
Хороший вопрос, Оля. Конечно, люден необязательно становится счастливее, это совершенно очевидно. Больше того — он обречён на одиночество. Единственное его преимущество в том, что он умеет сделать себя невидимым, незаметным, непонятным, он может исчезнуть из плана восприятия обычного человека. Помните, Лев Абалкин существует в том темпе восприятия, что Каммереру — очень высокому профессионалу — трудно его воспринимать. Я думаю, что главная, отличительная способность люденов заключается в том, что они умеют исчезать из нашего поля зрения. И, может быть, так получается у них, что Тойво Глумов живёт среди них, а они его не видят.
«Дочитываю «Тихий Дон». Ужасно много жестокости, крови, начиная от самоубийств до убийств: красные режут белых, казаки — и белых, и красных; Мишка Кошевой убивает деда Гришаку, Митька Коршунов — всю его семью. Неужели невозможно в этой системе остаться самим по себе — ни белым, ни красным, ни зелёным?»
Тут даже более важный вопрос, мне кажется, Вадим. Тут вопрос в том, что делает человека белым, красным или зелёным, каковы его предпосылки. Вот Григорий Мелехов не белый, не красный и не зелёный, потому что он особенный...
А, Лазарчука вернули! Лазарчука остановили у входа. Давайте сюда Лазарчука! Сбылась ваша мечта, господа! Ещё 10 или 15 минут он с нами.
То, что делает человека белым или красным, каково предрасположение его, каковы особенности его — на этот вопрос Шолохов не отвечает. Один ответ есть в «Тихом Доне»: если человек сильнее всех остальных, как Григорий Мелехов, умнее, талантливее, физически сильнее, то он не вписывается ни в одну парадигму и его отторгают все. Это верная догадка. А что делает белым или красным? Понимаете, лучше всего чувствует себя конформист, который при белых белый, а при красных красный. И то, что это век конформистов, век приспособленцев, век хамелеонов, — это тоже почувствовано у него абсолютно точно.
«В шестой раз пробую задать вопрос, — хорошо, я отвечу. — Как вы думаете, как мог Наровчатов, которого вы упомянули как слабого поэта, — не как слабого, а как неровного, — написать такую сильную прозу, как «Диспут» и «Абсолют»?»
Я не считаю ни «Диспут», ни «Абсолют» сильной прозой. Мне кажется, это уровень хорошего Пикуля. Это два рассказа Наровчатова, из которых абсолютно, на мой взгляд, гораздо сильнее рассказ о временах Екатерины Великой [«Абсолют»], когда она приказала: «А из Корпа набить чучело!» — имея в виду, что Корп — это умерший пудель. А под Корпом подразумевали его владельца, немецкого купца, подарившего его, из которого она приказала набить чучело, — и его уже чуть было не набили! Его уже там собирались поставить с протянутой рукой в назидательной позе. Ну, это такой рассказ об абсурдизме абсолютизма. Нет, у него были хорошие рассказы, хорошие такие исторические стилизации (о, пойманный идёт!), но совершенно невозможно назвать это шедеврами. Хотя, по-моему, это замечательные произведения.
Так, вернули Лазарчука — и его, естественно, начинают немедленно спрашивать. Вот тебя просят прокомментировать: что ты можешь сказать о «Космической одиссее» Кубрика?
А. Лазарчук
― Для своего времени это был потрясающий фильм.
Д. Быков
― А для нашего?
А. Лазарчук
― Для нашего? По-моему, уже просто его закрывает большое количество снятых где-то на ту же тему, хотя, может быть, не таких умных. Всё-таки фильм Кубрика был интеллектуальный, а интеллектуального кино сейчас как-то очень трудно добыть.
Д. Быков
― Представить себе.
«Можно ли сказать, что нынешнее поколение российских людей будет жить при бессмертии?» Понятно, что это перефразировано.
А. Лазарчук
― Это хорошая тема. Вероятно, что-то будет в этом направлении делаться: продление жизни, перенос сознания в кристаллическую форму, разделение сознания, так сказать, на множество мозгов.
Д. Быков
― Вот это интересная версия: несколько человек смогут испытывать одинаковые ощущения.
А. Лазарчук
― Не совсем так. Ну, ты как бы впускаешь себе в голову квартиранта.
Д. Быков: А
―а-а! А это было бы неплохо, Андрюха.
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― А помнишь альтруизин у Лема [притча «Альтруизин, или Правдивое повествование о том, как отшельник Добриций Космос пожелал осчастливить и что из этого вышло»], когда можно испытывать оргазм, стоя рядом с парочкой? (Смех.) Это было бы очень интересно, да.
А. Лазарчук
― Я думаю, что поскольку всё это технически возможно, оно рано или поздно будет выполнено.
Д. Быков
― «На днях прочитал «Кого за смертью посылать» Успенского. Там классные стихи. Расскажите о нём как о поэте. Выходил ли у него сборник стихов?» Сборника не было.
А. Лазарчук
― Нет, почему?
Д. Быков
― Есть?
А. Лазарчук
― Сборничек. Вот только вышел ли он? Сделать-то мы его сделали... Вышел, вышел.
Д. Быков
― Да? Ну, какие-то его стихи тут просят, естественно. Давайте мы его процитируем:
Аты-баты, шли солдаты.
Кем солдаты аты-баты?
Кто посмел, едрёна мать,
Их, служивых, аты-бать?
(Смех.) Это замечательный текст! Кажется, тоже из «Кого за смертью...» или из «Там, где нас нет».
А. Лазарчук
― Нет, это было раньше.
Д. Быков
― В «Дорогом товарище короле» была гениальная «Баллада о Политбюро». Ну и знаменитая басня:
Однажды Дурака Работа полюбила
И всё ей сделалось немило.
Не спит, не ест, глазами дико водит
И молвит примерно так:
«Ах, миленький Дурак!
Со мною вот что происходит:
Никто меня не производит!
И молча гибнуть я должна,
Хотя бываю и опасна, и трудна.
А ты хоть и Дурак, но сильный, смелый!
В объёме полном ты меня тотчас проделай!
Определённую меня ты проведи —
И отдыхать иди!»
А мне больше всего нравится басня «Блудница и Енот»:
Блудница как-то раз увидела Енота,
И тут припала ей охота...
(Смех.) Прости господи! Всё-таки Мишка — это чудо какое-то! Очень много, кстати говоря, вопросов об Успенском.
А. Лазарчук
― А «Стансы до упаду»?
Д. Быков
― А, вот! «[Тень Данта, или] Стансы до упаду» — чудовищное, огромное произведение.
«Чем объясняется сравнительно малая популярность Успенского вне «фантастического гетто»?» — спрашивает Антон. Вопрос гетто довольно сложный.
А. Лазарчук
― Вопрос гетто на самом деле достаточно простой. Чем объясняется презрение критиков, которые не читают фантастику, а читают не пойми что, к авторам фантастики — вот этого я понять не могу. Наверное, потому что они не понимают, что там написано, и не читают.
Д. Быков
― «Ваше отношение к публицистике Антона Первушина?»
А. Лазарчук
― Наверное, не к публицистике, а к документалистике.
Д. Быков
― Ну, назовём это так.
А. Лазарчук
― Он очень интересный исследователь.
Д. Быков
― Поясни людям, он исследователь чего?
А. Лазарчук
― Он инженер по средствам космической связи... Нет, не космической связи. В общем, инженер-ракетчик. Ушёл в литературу, но очень много пишет о космосе, об истории покорения, о перспективах, о легендах и прочем-прочем. Эту научно-популярную ветвь его творчества я очень высоко ставлю.
Д. Быков
― «Как вы относитесь к Сергею Переслегину?» Понятно, что Сергей Переслегин — это один из выдающихся исследователей.
А. Лазарчук
― Мы с ним давно как-то не пересекались, поговорить не удавалось о чём-то серьёзном. Нормально я к нему отношусь.
Д. Быков
― Как же ужасно будут чувствовать себя люди, знающие, что бессмертие уже завтра, а умирать придётся сегодня!
А. Лазарчук
― Записываться надо, сохраняться. (Смех.)
Д. Быков
― Об этом есть очень хороший рассказ у Ильи Кормильцева. А ты веришь в то, что человека возможно будет записать?
А. Лазарчук
― Думаю, что да.
Д. Быков
― А ты хотел бы существовать в таком качестве?
А. Лазарчук
― Вопрос не в том, хотел бы я, а возможно ли это технически? Что касается меня — ну, не знаю. Может, хотел бы. Может — нет. Я к этому без эмоций отношусь.
Д. Быков
― «В России традиционно уважали диссидентов. Сегодня большинство их презирает. Чем вы это объясняете? Хорошо ли это?»
А. Лазарчук
― Я не уверен, что большинство. Хотя чёрт его знает... Не задумывался.
Д. Быков
― Ну, «либерасты», всё это.
А. Лазарчук
― Так «либерасты» и диссиденты — разные люди.
Д. Быков
― Ну-ка, ну-ка, подробнее.
А. Лазарчук
― Диссиденты — это совершено определённая страта, которая существовала на исходе советской власти. С ними всё понятно, их действительно уважали. А почему сейчас к ним относятся с презрением — я не знаю. Я не сталкивался с таким. А что касается современной оппозиции так называемой, то, конечно, драть надо как Сидорову козу, — портят хороший продукт.
Д. Быков
― Какой продукт?
А. Лазарчук
― Протест переводят на говно.
Д. Быков
― Отважное заявление. Хорошо, а каким должен быть этот протест, чтобы не переводиться на этот продукт?
А. Лазарчук
― Умный должен быть.
Д. Быков
― Ну как?
А. Лазарчук
― Как? Вот сейчас тебе всё и расскажу.
Д. Быков
― А ты занимаешься им вообще?
А. Лазарчук
― Ну, занимаюсь.
Д. Быков
― Так и хочется расспросить, но как-то удерживает опасение за твою и без того хрупкую жизнь. (Смех.)
«Почему в России до сих пор нет масштабного романа о Великой Отечественной войне?»
А. Лазарчук
― Подожди, а Симонов?
Д. Быков
― Ну, Гроссман. Но имеется в виду — такого, как «Война и мир», чтобы было уж прям...
А. Лазарчук
― По-моему, то, что написал Симонов...
Д. Быков
― А ты давно перечитывал Симонова? Это плохой роман, Андрей.
А. Лазарчук
― Который? Во-первых, их много.
Д. Быков
― Ну, трилогию я имею в виду, «Солдатами не рождаются».
А. Лазарчук
― Трилогия, лопатинский цикл...
Д. Быков
― Вот лопатинский цикл — замечательные романы: «Мы не увидимся с тобой», «Так называемая личная жизнь». Да, это хороший роман.
А. Лазарчук
― «Двадцать дней без войны» опять же.
Д. Быков
― Да, это замечательная проза. А вот предыдущий — «Солдатами не рождаются» — мне не нравится.
А. Лазарчук
― «Солдатами не рождаются» — там просто вставлен большой пласт позднейших, шестидесятнических...
Д. Быков
― И никому не нужного Синцова, не самого приятного персонажа.
А. Лазарчук
― Да. А вот «Живые и мёртвые» — роман замечательный.
Д. Быков
― Вопрос от Андрея тоже: «Если бы вы жили в Донецке, вы бы партизанили. А если бы жили в Киеве, пошли бы на Майдан?»
А. Лазарчук
― Нет, на Майдан бы не пошёл.
Д. Быков
― Почему?
А. Лазарчук
― Я тогда уже понимал, что это такое.
Д. Быков
― Ну а что это такое?
А. Лазарчук
― Что это дымовая завеса государственного переворота. Нафиг я буду участвовать в тех действиях, которые мне, собственно говоря, глубоко против сердца?
Д. Быков
― А как ты разделяешь революцию и государственный переворот?
А. Лазарчук
― Это не революция, там не было революции.
Д. Быков
― Ну как же не было?
А. Лазарчук
― Строй не сменился.
Д. Быков
― А в результате революции необязательно меняется строй.
А. Лазарчук
― Меняется строй. Иначе какая это революция?
Д. Быков
― Ну как? В некотором смысле он, конечно, сменился...
А. Лазарчук
― Как?
Д. Быков
― Потому что это был такой олигархат, а сейчас...
А. Лазарчук
― И сейчас олигархат. (Смех.)
Д. Быков
― Другой олигархат.
А. Лазарчук
― Абсолютно те же лица. Басня «Квартет».
Д. Быков
― То есть ты полагаешь, что они просто пересели?
А. Лазарчук
― Естественно.
Д. Быков
― А на что может смениться сегодня социальный строй? В Ливии он тоже не сменился.
А. Лазарчук
― Там распад.
Д. Быков
― Ну как ты видишь?
А. Лазарчук
― Я подозреваю, что сейчас изменить в результате революции социальный строй можно только в сторону...
Д. Быков
― Распада, деградации, энтропии.
А. Лазарчук
― Перехода на более низкую стадию развития.
Д. Быков
― Вот у меня вопрос: как по-твоему, почему Дяченко перестали писать? И что ты любишь у Дяченко больше всего? (Пауза.) Долгая пауза.
А. Лазарчук
― Нет, я просто не могу выделить. У них, во-первых, как-то очень ровно.
Д. Быков
― Ровно, но они хорошие вещи пишут.
А. Лазарчук
― Выдирается из всего, на мой взгляд, неудачный роман «Армагед-дом»...
Д. Быков
― А мой любимый.
А. Лазарчук
― Который в то же время мне нравится.
Д. Быков
― Самый точный, да.
А. Лазарчук
― Всё остальное...
Д. Быков
― «Пандем» — неплохая вещь, по-моему.
А. Лазарчук
― Нет, «Пандем» — по-моему, как раз плохая вещь. Это уже искусственно всё.
Д. Быков
― Андрюха, ну ты строг невероятно!
А. Лазарчук
― Да, я строг невероятно. Редкая сволочь...
Д. Быков
― Долетит до середины Днепра. (Смех.)
«Видели ли вы фильм «Она»? И можно ли влюбиться в компьютерную программу?»
А. Лазарчук
― Нет, я не видел фильм «Она». А влюбиться, наверное, можно. Тут нет ничего сверхъестественного.
Д. Быков
― Ты помнишь, я носился с идеей — скачать компьютерного человека, подселить к тебе человека?
А. Лазарчук
― Да-да-да.
Д. Быков
― Ты веришь в перспективу искусственного интеллекта? Вот вопрос.
А. Лазарчук
― Он неизбежно будет.
Д. Быков
― Неизбежно?
А. Лазарчук
― Да. Причём мы не знаем... Он вылезет откуда-то из такой дыры, о которой мы даже не догадываемся. Допустим, первыми искусственный интеллект обретут сексуальные игрушки.
Д. Быков
― Потому что это им нужно, понимаешь. Потому что скучно же иметь дело с неинтеллектуальной игрушкой.
А. Лазарчук
― Вот! То есть это будет обязательно.
Д. Быков
― То есть он востребован? А всё, что востребовано...
А. Лазарчук
― Не потому, что он востребован, а потому, что он возможен.
Д. Быков
― Ну как же он возможен? Как ты оцифруешь свободную волю?
А. Лазарчук
― Ты знаешь, никто не пытался ещё. Может быть, она не свободная воля, а бросок кубика.
Д. Быков
― Ох, господи, какой ужасный взгляд на вещи! Вот это взгляд врача, в чистом виде.
А. Лазарчук
― «Патанатома» скажи ещё.
Д. Быков
― Совершенно верно. Тут, кстати, многие спрашивают (Булгаков, Чехов, Лазарчук — «Гомер, Мильтон и Паниковский»): «Чем объясняется наличие большого количества врачей в литературе?»
А. Лазарчук
― Потому что приходится очень много писать от руки, писать точно и так, чтобы не было возможности понять двусмысленность. Либо наоборот — написать так, чтобы...
Д. Быков
― Чтобы вообще уже не понял никто.
А. Лазарчук
― Да, чтобы скрыть свою мысль и чтобы никто не подкопался.
Д. Быков
― Помнишь, как Стругацкий говорил: «Писать надо либо о том, что знают все, либо о том, чего не знает никто».
А. Лазарчук
― По-моему, это не он. Это он кого-то цитировал.
Д. Быков
― Может быть. Но формула совершенно замечательная.
«Что вы думаете о сценарии Леонова «Бегство мистера Мак-Кинли»?»
А. Лазарчук
― Сценарий я когда-то прочитал с удовольствием, а фильм я посмотрел без удовольствия.
Д. Быков
― Ну, сценарий ты прочитал, потому что он был напечатан в книге «Нефантасты в фантастике».
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― Совершенно верно. А ты веришь в перспективу этой заморозки?
А. Лазарчук
― Нет, заморозка — это слишком просто. Вот такая заморозка, как мы её понимаем, то есть берётся тельце и погружается в жидкий азот, — это невозможно.
Д. Быков
― А как?
А. Лазарчук
― Ну как? Создаются специально нанороботы, которые вводятся тебе в переносное русло. Они расползаются по твоему организму, они его запоминают. Они его консервируют, а потом воспроизводят.
Д. Быков
― Замечательный вопрос про «Старшего брата Иешуа». Пишет Лидия, что теперь она понимает, как всё было на самом деле, цитируя Томаса Манна, разумеется. «Сами ли вы придумали эту версию или позаимствовали из какого-либо источника?»
А. Лазарчук
― Нет, я не придумывал версию. Поскольку я довольно много почему-то вдруг начал читать на эту тему, версия родилась сама.
Д. Быков
― Ты можешь тогда рассказать эту версию? Потому что есть люди, которые не читали роман.
А. Лазарчук
― Версия состоит в том, что Иешуа был действительно царским сыном и в перспективе царём Иудейским, которого в очень опасное время (там назревали события покруче гражданской войны) поместили, так сказать, в надёжные руки приёмных родителей.
Д. Быков
― То есть, условно говоря, к Марии и плотнику?
А. Лазарчук
― Да, к Марии и Иосифу. И он, собственно говоря, у них вырос как родной сын, не был долгое время раскрыт. А потом, когда пришла пора ему, что называется, брать власть, он...
Д. Быков
― Обзавёлся «рыболовным кружком».
А. Лазарчук
― Он обзавёлся «рыболовным кружком», да. Меня всё время спрашивают: «Ну как? Вот царь, он уже пришёл, он уже в столице, его уже все признают. Почему же он не брал власть-то?»
Д. Быков
― Ну и как ты на это отвечаешь?
А. Лазарчук
― Вот никак. Я на это никак не отвечаю. Так случилось.
Д. Быков
― Нет, это вечный вопрос про Христа: он же мог спастись, но не спасся.
А. Лазарчук
― Очевидно, он не мог использовать то, что досталось «мне от тебя».
Д. Быков
― То есть он по моральным соображениям, а не по каким-то внешним причинам?
А. Лазарчук
― По моральным соображениям.
Д. Быков
― Естественно, вопрос: «Как вы относитесь к другим историческим сочинениям на эту тему?» И в частности, естественно, к евангельской линии «Мастера и Маргариты».
А. Лазарчук
― Евангельская линия «Мастера и Маргариты» ведь... Ой, это очень долгий разговор.
Д. Быков
― Да и ради бога. Ну, тебе нравится?
А. Лазарчук
― Дело в том, что евангельская версия «Мастера и Маргариты», во-первых, представляет собой завуалированное повествование Булгакова о собственных отношениях с властью, личный опыт.
Д. Быков
― Ну да, правильно.
А. Лазарчук
― А во-вторых... Нет, всё нормально. Просто дело в том, что я эту версию не принимаю, она не моя.
Д. Быков
― Тебе интересно, что он был царский сын.
А. Лазарчук
― Мне интересно, что было на самом деле. Мне неинтересно, когда что-то решается вмешательством высших сил.
Д. Быков
― Хороший вопрос от Коли: «Согласны ли вы, что богатые — не такие люди, как мы с вами?» Имеется в виду, конечно, реплика из Фицджеральда.
А. Лазарчук
― Вообще не замечал такого.
Д. Быков
― А я замечал.
А. Лазарчук
― Серьёзно?
Д. Быков
― Вот интересный вопрос (понятно, что имеется в виду последний роман Мирера «Мост Верразано»): «Нефть — это проклятие или благословение для страны?» У Мирера, как вы помните, если кто читал роман, там описано общество, в котором построили сверхаккумуляторы — и нефть стала не нужна.
А. Лазарчук
― Там не сверхаккумуляторы, а там холодный термояд.
Д. Быков
― Ну да. Грубо говоря, коробка, которая может двигать бесконечно всё.
А. Лазарчук
― Рано или поздно к этому всё и вырулит, я так думаю. Может быть, это не будет каждый реактор в своей коробке. Но уже размножительные реакторы строят в промышленном масштабе. Можно сказать так: проблема энергетическая, в принципе, решена. Нет этого барьера, которым пугал тот же Римский клуб. Нефть будет востребована хотя бы как сырьё для химической промышленности, её необязательно сжигать.
Д. Быков
― Ну да, сказал же Менделеев, что «можно топить и ассигнациями». Но к вопросу: то, что у России много нефти — это проклятие её или благословение?
А. Лазарчук
― Вот у Норвегии много нефти. Это её проклятие или благословение?
Д. Быков
― Послушай, у Норвегии совершенно другая история, и она иначе этой нефтью распоряжается.
А. Лазарчук
― Как иначе? Точно так же — она её продаёт, выручает, складывает в банк.
Д. Быков
― Но она же не только её продаёт?
А. Лазарчук
― Только.
Д. Быков
― Только, да? Интересно, не думал я. Ну, хорошо. Для Норвегии — думаю, благословение. Для России — не знаю. Ты как думаешь?
А. Лазарчук
― Я думаю, что и то, и другое. Может же так быть, что одно и то же явление является и в плюс, и в глубокий минус. Однозначно не скажешь — и не потому, что невозможно сказать, а потому, что в принципе невозможно определить. Оно «и..., и...».
Д. Быков
― Вот неизбежный и важный вопрос: «Предполагаете ли вы, что изменится биологический носитель?» Ну, скажем, что человек может трансформироваться — ухо на руке и т.д.
А. Лазарчук
― Я думаю, что так или иначе это будет происходить постепенно.
Д. Быков
― В какую сторону?
А. Лазарчук
― Да необязательно «в какую сторону». Главное — когда это научатся делать... А это научатся делать, потому что уже видно, что препятствий к этому, пожалуй, кроме моральных запретов, нет. А когда где-то припечёт, моральные запреты мгновенно исчезают.
Д. Быков
― То есть и запрет на клонирование будет преодолён?
|
Роман
Участник
|
# Дата: 24 Авг 2016 23:23
Ответить
А. Лазарчук
― Клонирование — я думаю, бессмысленная вещь.
Д. Быков
― Как и воскрешать покойников.
А. Лазарчук
― Ты воскресишь его тело, но не...
Д. Быков
― Не мозг. То есть это будет вот этот фантом из «Пикника [на обочине]»?
А. Лазарчук
― Да, он будет похож — и всё.
Д. Быков
― А душа никак?
А. Лазарчук
― Что касается души, внутреннего состояния, так сказать, сознания. В принципе, сейчас народ подумывает о том, как бы это действительно записать и воспроизвести.
Д. Быков
― То есть только копировать?
А. Лазарчук
― Пока — копировать.
Д. Быков
― По-моему, первыми это описали Стругацкие в «Полудне», если я ничего не путаю.
А. Лазарчук
― Был у них такой рассказ.
Д. Быков
― Где профессор этот, помнишь, японец?
А. Лазарчук
― Я не уверен, что они описали это первыми, но такой рассказ у них был — «Свечи перед пультом».
Д. Быков
― Да, совершенно верно.
Очень интересный вопрос Максима (и я тоже хотел бы присоединиться): «Как вы понимаете рассказ Гансовского «День гнева»?» Кстати, как правильно — Севе́р Гансовский или Се́вер всё-таки?
А. Лазарчук
― Он говорил — Се́вер.
Д. Быков
― Се́вер? А по-моему, Севе́р, потому что у римлян принято... Ну, бог с ним. Как ты понимаешь «День гнева»? Я вот не могу ответить на этот вопрос. Я понимаю, как «Полигон» можно истрактовать. Если кто не знает, «День гнева» — это самый популярный рассказ Севера Гансовского, который действительно... Ну, про атарков. Не буду вам рассказывать, что это такое. Он однозначной трактовке не поддаётся. Ты помнишь его?
А. Лазарчук
― Конечно, помню. Я пытаюсь сказать, что действительно хотел сказать автор своим произведением.
Д. Быков
― Там есть какая-то мысль.
А. Лазарчук
― Да, там есть что-то неуловимое и сложное.
Д. Быков
― Он пытается объяснить, что делает человека человеком.
А. Лазарчук
― Дело в том, что он и атарков-то в конце концов увидел людьми. Вот в чём дело.
Д. Быков
― Да. Больше того — у атарков есть солидарность, а у людей она просыпается только в конце. Помнишь, когда фермеры начинают объединяться? Кстати, это интересная мысль.
А. Лазарчук
― Доведённые до отчаяния фермеры начали...
Д. Быков
― Начали сопротивляться, да, разумеется. Кстати, если это действительно кому-то интересно, братцы, вы прочтите сейчас этот рассказ. Очень многие спрашивают, что почитать интересного. Это дико увлекательный рассказ! И моя мечта — сделать когда-нибудь фильм по нему.
А. Лазарчук
― А фильм был.
Д. Быков
― Был?
А. Лазарчук
― Да.
Д. Быков
― А я не знал. Ну, это не сложно — там они всю дороги едут, больше ничего. Просто прочитайте, потому что это очень хорошая, страшная история с очень неоднозначным финалом.
Тут очень многие спрашивают: «Кто ещё из фантастов семидесятых годов заслуживает внимания?» Михановский, харьковский автор.
А. Лазарчук
― Михановский.
Д. Быков
― А он жив, кстати?
А. Лазарчук
― Не знаю.
Д. Быков
― Сейчас уточню. Ещё кто?
А. Лазарчук
― Ларионова.
Д. Быков
― Ларионова — замечательный писатель. Это к вопросу о женщинах, кстати говоря.
А. Лазарчук
― Почему-то ныне забытый Пухов.
Д. Быков
― А я его совсем не помню.
А. Лазарчук
― Он вообще с очень интересными идеями.
Д. Быков
― Ну назови хоть одно его произведение... Слава богу, жив Михановский, дай бог ему здоровья, харьковский автор, 84 года. Привет ему большой! Надо найти его. Я «Двойников» когда-то читал с огромным интересом.
А. Лазарчук
― Нет, можно набрать, из семидесятых годов можно набрать достаточно много.
Д. Быков
― Мне чрезвычайно нравился Емцев.
А. Лазарчук
― Журавлёва, Емцев.
Д. Быков
― Журавлёва, Емцев, да. Ну, надо сказать, что и Парнов — неплохой писатель.
А. Лазарчук
― Ну, они вдвоём были.
Д. Быков
― И вдвоём, и поврозь. Емцев отдельно интереснее.
А. Лазарчук
― Чем вдвоём?
Д. Быков
― Да. «Притворяшки» — великолепная вещь, по-моему.
А. Лазарчук
― Может быть.
Д. Быков
― Помнишь ты её, да?
А. Лазарчук
― Да. Войскунский с Лукодьяновым — безусловно.
Д. Быков
― Как-как?
А. Лазарчук
― Войскунский и Лукодьянов.
Д. Быков
― А я ничего у них не читал. Расскажи.
А. Лазарчук
― А зря.
Д. Быков
― А что там?
А. Лазарчук
― «Плеск звёздных морей» и «Экипаж «Меконга» — это надо читать обязательно. И главное, что мы Мирера упомянули, его неудачный роман, а его самый знаменитый — «Главный полдень».
Д. Быков
― А про что там?
А. Лазарчук
― Про вторжение.
Д. Быков
― Кого? Куда?
А. Лазарчук
― Пришельцев.
Д. Быков
― «Что вы можете сказать о прозаике Сергее Павлове?» А я не знаю такого прозаика.
А. Лазарчук
― Прозаик Сергей Павлов. Далёкая... ой, не далёкая, а звёздная...
Д. Быков
― Лунная!
А. Лазарчук
― «Лунная радуга», да.
Д. Быков
― Не читал.
А. Лазарчук
― «Лунная радуга» мне не пошла, не в моём вкусе. Но то, что мне у него понравилось, — это «Чердак Вселенной», небольшая повесть, но обалденно написанная.
Д. Быков
― Ура, отпускаем Лазарчука! Следующая четверть — лекция. А потом — наконец спать.
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 30 Авг 2016 17:43 - Поправил: beamish boy
Ответить
Наконец-то выбрал время и просмотрел интервью великого писателя великому трибуну. Лучше бы не смотрел! Моя реакция сродни таковой АНа на Тушкана с Казанцевым из знаменитого письма АНа к БНу:
Цитата: Аркадий Стругацкий И когда все кончилось, я встал, выругался (матом, кажется) и сказал Голубеву: пойдем отсюда, здесь ярлыки навешивают. Громко сказал. Мы пошли вниз, в кабак, и там выдули бутылку настойки какой-то.
Толкиен им, видите ли, фашистом кажется. И ведь базу наглым образом подвести пытаются. Хотя прекрасно знают, что эти "обоснования" - обычная и весьма откровенная подтасовка. Примерно такого же рода аргументы приводят сатанисты, обвиняя в фашизме христиан.
И хоть бы наши народные витии и властители дум оригинальны в этом были! Так ведь нет, вся эта "идеология" нагло спёрта: была некоторая "писательница", сотворившая очередное "продолжение" Толкиена именно в таком же духе. Не вспомню сейчас имени, да и не особо хочу его вспоминать: неприятно.
|
Уран
Участник
|
# Дата: 31 Авг 2016 02:41
Ответить
Цитата: beamish boy "продолжение" Толкиена именно в таком же духе
Им за "востокан" обидно стало и за орков.
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 31 Авг 2016 17:26
Ответить
Ну хорошо, Уран, Лазарчуку с Быковым стало обидно за орков и последователей Моргота, мне - за Толкиена и любимые книги, а вам за кого? Если вообще стало, конечно...
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 19 Сен 2016 03:18
Ответить
Уран, вас случайно не Виктор Павлович зовут?
|
Уран
Участник
|
# Дата: 19 Сен 2016 11:26
Ответить
Цитата: beamish boy Уран, вас случайно не Виктор Павлович зовут?
Нет. А кто это?
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 19 Сен 2016 23:27
Ответить
Это такой сотрудник НИИЧАВО. Корнеев его фамилия.
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 23 Сен 2016 00:17
Ответить
Да нет, Уран, я просто не верю вам, вы наверняка притворяетесь, а на самом деле вы - точно Виктор Павлович. Потому что я до сих пор не слышу ответа 
|
Уран
Участник
|
# Дата: 23 Сен 2016 02:20
Ответить
Вот если бы я ответил, то точно оказался бы Корнеевым. Но вы позволили мне не отвечать. Это предусмотрительно!
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 23 Сен 2016 21:02
Ответить
Цитата: Уран Но вы позволили мне не отвечать.
Ну, это чересчур уж вольная интерпретация моего "если". Я прсто привёл "case"-structure, в которой обозначил две конкретные возможности, а все остальные уложил вокруг этого "если". Ответ же, несомненно, ожидался. И всё ещё ожидается.
|
Уран
Участник
|
# Дата: 26 Сен 2016 13:34
Ответить
Цитата: beamish boy всё ещё ожидается
Получается, что я ответил.
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 26 Сен 2016 18:37 - Поправил: beamish boy
Ответить
Цитата: Уран Получается, что я ответил.
Это вам только так кажется. Потому что тогда ваш ответ звучит как "наплевать", что никак не вяжется с фактом вашего добровольного выступления в этой теме
|
Уран
Участник
|
# Дата: 28 Сен 2016 00:02
Ответить
Цитата: beamish boy не вяжется с фактом
То есть, либо я солгал (но всё же ответил), либо это вам кажется, что " никак не вяжется".
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 28 Сен 2016 20:46
Ответить
"А поелику солгал, повиненн дважды: на земли и на небеси." *Откуда?*
Первый вариант скучен. Поэтому предположим, что мне только так кажется про ту самую "неувязочку". Тогда разверните свой неответ
|
Уран
Участник
|
# Дата: 29 Сен 2016 00:05
Ответить
Лекции вам читать? Нет уж, увольте. Но могу посоветовать статью Resentment в английской Википедии.
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 29 Сен 2016 14:16
Ответить
Не могу: не нанимал
А resentment, несмотря на англо-русские словари, одним словом на русский не переводится, нет ему в русском языке точного соответствия. Так что всё одно разворачивать надо.
|
Уран
Участник
|
# Дата: 29 Сен 2016 23:53
Ответить
Цитата: beamish boy нет ... точного соответствия.
Всё равно прочтите.
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 30 Сен 2016 11:54
Ответить
Цитата: Уран Всё равно прочтите.
Зачем? Я интересовался вашей позицией. Вы от её изложения отказываетесь категорически. Ситуация этим исчерпана.
|
Уран
Участник
|
# Дата: 30 Сен 2016 13:05
Ответить
Цитата: beamish boy Зачем?
Это был способ донести мою позицию в приемлемой форме.
|
beamish boy
Участник
|
# Дата: 30 Сен 2016 17:11
Ответить
"Всё, Зин, обидеть норовишь", - а зачем? Ведь не "на грубость нарываешься", в самом-то деле?! Ни черта всё равно не понятно, что именно вызывает у вас resentment и почему. Моя позиция? Позиция писателей? Что-то ещё? И, главное, никто же вас за язык не тянул. Не хотели высказываться - так и не высказывались бы. Но уж теперь-то, сказавши "а" и ряд других букв вместе с ней, договорите, пожалуйста, до конца.
|
Роман Сидоров
Администратор
|
# Дата: 30 Сен 2016 23:27
Ответить
Административное сообщение
Господа beamish boy и Уран! Почтительно напоминаю, что для выяснения подробностей ведения диалога, интересных и значимых только для вас и вашего оппонента, существует личная почта. В соответствии с п. 14 Правил.
|
Уран
Участник
|
# Дата: 1 Окт 2016 23:57
Ответить
Цитата: beamish boy "А поелику солгал, повинен дважды: на земли и на небеси." "Откуда?"
Из Р.В.С. Гайдара. И загляните в РМ.
|
